Ягодин(Аграфене). Левшин и господ учить начал… чудак!
Аграфена. Что ж? Он правду говорит. Немножко правды и господам знать надо.
Надя. Вам очень тяжело жить, Ефимыч?
Левшин. Мне — не очень. У меня детей нет. Баба есть — жена, значит, — а дети все померли.
Надя. Тетя Таня! Почему, когда в доме мертвый, все говорят тихо?..
Татьяна. Я не знаю…
Левшин(с улыбкой). Потому, барышня, что виноваты мы перед покойником, кругом виноваты…
Надя. Но ведь не всегда, Ефимыч, людей… вот так… убивают… При всяком покойнике тихо говорят…
Левшин. Милая, — всех мы убиваем! Которых пулями, которых словами, всех мы убиваем делами нашими. Гоним людей со свету в землю и не видим этого, и не чувствуем… а вот когда бросим человека смерти, тогда и поймем немножко нашу вину перед ним. Станет жалко умершего, стыдно пред ним и страшно в душе… Ведь и нас так же гонят, и мы в могилу приготовлены!..
Надя. Да-а… это страшно!
Левшин. Ничего! Теперь — страшно, а завтра — все пройдет. И опять начнут люди толкаться… Упадет человек, которого затолкают, все замолчат на минутку, сконфузятся… вздохнут — да и опять за старое!.. Опять своим путем… Темнота! А вот вы, барышня, вины своей не чувствуете: вам и покойники не мешают, вы и при них можете громко говорить…
Татьяна. Что нужно сделать, чтобы жить иначе?.. Вы знаете?..
Левшин(таинственно). Копейку надо уничтожитьсхоронить ее надо! Ее не будет, — зачем враждовать, зачем теснить друг друга?
Татьяна. Это — всё?
Левшин. Для начала — хватит!..
Татьяна. Хочешь пройтись по саду, Надя?
Надя(задумчиво). Хорошо…
(Они идут в глубину сада; Левшин — к столу. У палатки появляются генерал. Конь, Пологий.)
Ягодин. Ты, Ефимыч, и на камне сеешь… чудак!
Левшин. А что?
Ягодин. Напрасно стараешься… Разве они поймут? Рабочая душа поймет, а господской это не по недугу…
Левшин. Девчоночка-то хорошая. Мне про нее Митяйка Греков сказывал…
Аграфена. Может, еще выпьете чаю?
Левшин. Это — можно.
(Молчат. Слышен густой голос генерала. Мелькают белые платья Нади и Татьяны.)
Генерал. Или протянуть через дорогу веревку… так, чтобы ее не видно было… идет человек и вдруг — хлоп!
Пологий. Приятно видеть, когда человек падает, ваше превосходительство!
Ягодин. Слышишь?
Левшин. Слышу…
Конь. Сегодня этого нельзя ничего — покойник в доме. При покойнике не шутят.
Генерал. Не учить меня! Когда ты умрешь, я плясать буду!
(К столу идут Татьяна и Надя.)
Левшин. Стар человек!
Аграфена(идет к дому). Уж так он озорничать любит…
Татьяна(садится к столу.) Ефимыч, скажите, вы — социалист?
Левшин(просто). Я-то? Нет. Мы вот с Тимофеем ткачи, мы — ткачи…
Татьяна. А вы знаете социалистов? Слышали о них?
Левшин. Слыхали… Знать — не знаем, а слыхали, да!
Татьяна. Вы Синцова знаете? Конторщика?
Левшин. Знаем. Мы всех служащих знаем.
Татьяна. Говорили с ним?
Ягодин(беспокойно). О чем нам говорить? Они — наверху, мы — внизу. Придешь в контору, они нам скажут, что им директор велел… и всё! Вот и знакомство.
Надя. Вы, кажется, боитесь нас, Ефимыч? Вы не бойтесь, нам интересно…
Левшин. Зачем бояться? Мы ничего худого не сделали. Нас вот позвали сюда для охраны порядка, — мы пришли. Там народ, который разозлился, говорит: сожжем завод и всё сожжем, одни угли останутся. Ну, а мы против безобразия. Жечь ничего не надо… зачем жечь? Сами же мы строили, и отцы наши, и деды… и вдруг — жечь!
Татьяна. Вы не думаете ли, что мы расспрашиваем вас с каким-нибудь злым умыслом?
Ягодин. Зачем? Мы зла не желаем!
Левшин. Мы так думаем — что сработано, то свято. Труды людские ценить надо по справедливости, это так, а не жечь. Ну, а народ темен — огонь любит. Обозлились. Покойничек строгонек был с нами, не тем будь помянут! Пистолетом махал… угрожал.
Надя. А дядя? Он — лучше?
Ягодин. Захар Иванович?
Надя. Да! Он — добрый? Или он… тоже обижает вас?
Левшин. Мы этого не говорим…
Ягодин(угрюмо). Для нас все одинаковы. И строгие и добрые…
Левшин(ласково). И строгий — хозяин, и добрый — хозяин. Болезнь людей не разбирает.
Ягодин(скучно). Конечно, Захар Иванович человек с сердцем…
Надя. Значит, лучше Скроботова, да?
Ягодин(тихо). Да ведь директора нет уж…
Левшин. Дядюшка ваш, барышня, мужчина хороший… Только нам… нам от красоты его не легче.
