Полина(встает, бросает ложку). Это нестерпимо… что ты говоришь?..
Надя. И вы, Клеопатра Петровна, тоже… дорогой вы были с ним и ласковы и любезны, а здесь…
Клеопатра. Да что ж — целовать мне его, что ли? Извините, он не умыт. И я не расположена слушать ваши выговоры. Вот, Полина Дмитриевна, видите? Это демократизм или — как там — гуманизм!.. Это все ложится пока на шею моего мужа… но ляжет и на вашу, вы увидите!
Полина. Клеопатра Петровна, я извиняюсь перед вами за Надю…
Клеопатра(уходя). Это лишнее. И не в ней дело, не в одной Наде… Все виноваты!
Полина. Послушай, Надя! Когда твоя мать, умирая, поручила мне тебя, твое воспитание…
Надя. Не трогайте мою маму! Вы говорите о ней всегда не так!
Полина(изумленно). Надя! Ты больна?.. Опомнись! Твоя мать была сестрой мне, я ее знаю лучше тебя…
Надя(со слезами, но сдерживая их). Ничего вы не знаете, вот! И бедные богатым не родня… Моя мама была бедная, хорошая… Вы не понимаете бедных!.. Вы вот даже тетю Таню не понимаете…
Полина. Надежда, я прошу тебя уйти! Уходи!
Надя(уходя). И уйду!.. А все-таки я права! Не вы, а я!
Полина. Ф-фу! Боже мой!.. Здоровая девушка — и вдруг… такой припадок, почти истерия! Ты извини меня, Таня, но здесь я вижу твое влияние… да! Ты говоришь с нею обо всем, как со взрослой… вводишь ее в компанию служащих… Эти конторщики… какие-то чудаки из рабочих… абсурд! Наконец, катанья в лодках…
Татьяна. Ты успокойся… выпей чего-нибудь, что ли! Тебе нужно согласиться, что с этим рабочим ты вела себя… довольно бестолково! Ведь он не изломал бы стула, если б ты предложила ему сесть.
Полина. Ты не права, нет… Разве можно сказать, что я дурно отношусь к рабочим? Но все должно иметь свои границы, моя дорогая!..
Татьяна. Затем я ее никуда не ввожу, как ты говоришь. Она сама идет… и я не думаю, что ей нужно мешать.
Полина. Она сама идет! Как будто она понимает — куда?
(Медленно идет Яков, выпивший.)
Яков(садясь). А на заводе будет бунт…
Полина(тоскливо). Ах, перестаньте, Яков Иванович!..
Яков. Будет. Бунт будет. Они зажгут завод и всех нас изжарят на огне… как зайцев.
Татьяна(с досадой). Ты, кажется, уже выпил…
Яков. Я в это время всегда уже выпил… Сейчас видел Клеопатру… это очень дрянная баба! Не потому, что у нее много любовников… но потому, что в груди у нее, вместо души, сидит старая, злая собака…
Полина(встает). Ах, боже мой, боже мой!.. Все шло хорошо, и вдруг… (Ходит по саду.)
Яков. Небольшая собака, с облезлой шерстью. Жадная. Сидит и скалит зубы… Уже сыта, все ела… но чего-то хочет еще… А чего — не знает… И беспокоится…
Татьяна. Замолчи, Яков!.. Вон идет твой брат.
Яков. Мне не нужен брат! Таня, я понимаю, меня нельзя уже любить… Но все-таки это мне обидно. Обидно… и не мешает мне любить тебя…
Татьяна. Ты бы освежился… Иди, выкупайся…
Захар(подходя). Что? Объявили уже, что завод закрывается?
Татьяна. Не знаю.
Яков. Не объявили, но рабочие знают.
Захар. Почему? Кто сказал им?
Яков. Я. Пошел и сказал.
Полина(подходит). Зачем?
Яков(пожимая плечами). Так… Им это интересно. Я им все говорю… если они слушают. Они меня любят, я думаю. Им приятно видеть, что брат их хозяина — пьяница. Это должно внушать идею равенства.
Захар. Гм… ты, Яков, часто бываешь на заводе… против этого я, конечно, ничего не имею!.. Но Михаил Васильевич говорит, что иногда ты, разговаривая с рабочими, осуждаешь порядки на заводе…
Яков. Это он врет. Я ничего не понимаю в порядках и беспорядках.
Захар. А также он говорит, что ты иногда приносишь с собой водку…
Яков. Врет. Не приношу, а посылаю за ней, и не иногда, а всегда. Ты же понимаешь, что без водки — я им не интересен!
Захар. Но, Яков, посуди сам, ты — брат хозяина…
Яков. Это не единственный мой недостаток…
Захар(обиженно). Ну, я молчу! Молчу! Вокруг меня создается непонятная мне атмосфера враждебности…
Полина. Да, это верно. Ты послушал бы, что тут говорила Надежда!
Пологий(бежит). Позвольте сказать… сейчас — сейчас убит господин директор…
Захар. Как?
Полина. Вы… что вы?
Пологий. Совершенно… убит… упал…
Захар. Кто… кто стрелял?
Пологий. Рабочие…
Полина. Схватили их?
Захар. Доктор там?
Пологий. Я не знаю…
