Ащеулова. Ну, спаси те Христос.
Ащеулов. Какой Христос? — Бога теперь нет.
Ащеулова. Как нет? А где же он?
Ащеулов. Не знаю. Только нет.
Ащеулова. Это почему ж такое?
Ащеулов. А потому что я есть, иначе б меня не было… Ты присядь в уголку на скамейку, а мы пока обсудим. Я ж тут член, тут государственный орган сидит — видишь его?
Ащеулова (оглядываясь). Где он? — Покажь его мне.
Ащеулов. А вот мы втроем… Сядь, отдышься!.. Давай твои пышки-лепешки.
Жена Ащеулова покорно садится в уголку.
Ащеулов(с узелком, к комиссии). Я, значит, вхожу… значит, в загс…
Лутьин. А они, что ж, — ничего? — Не плачут?
Ащеулов. Нет, — ничего… не плачут. Там ведь тоже учреждение, — там не заплачешь, Стоят рядом, и вид у них серьезный, а в руках зонтики, а дождя нету…
Лутьин. И ничего?
Ащеулов. Ничего.
Евтюшкин. Вот стервы безначальные…
Лутьин. А ничего не спрашивали?
Ащеулов. А я с ними не говорил. Я смутился…
Стремительно и надменно врываются с зонтами и четвертушками загсовой бумаги жены Евтюшкина и Лутьина. Они безмолвно суют бумажки в носы мужей. Мужья берут бумажки, Ащеулов сторонится от жен — за стол.
Евтюшкин(читая с осторожностью). Загс… Число… Номер… Штемпель и печать. Ничего нет… Только разведена гражданка Майская… Это какая же Капитолина Майская? — У нас в городе таковой нету,
Евтюшкина(полна презрения). Это я теперь Майская. Пожила я Евтюшкиной — будет с меня. Закон не только на вас имеется.
Лутьина. А я — Трудовикова! Смердите тут разбойниками без нашего пола!
Евтюшкина. Я теперь за своего любовника замуж выйду.
Евтюшкин. А разве он у тебя есть? — Где он служит?
Евтюшкина. Конечно, буквально есть! Думаешь, только у вас, на основании комиссии?!
Евтюшкин. Ну-ну…
Лутьин. А у тебя, Лида, тоже?
Лутьина. А я вам не Лида больше. И вас не касается, есть или нет… Мы вам документы показали, и платите нам алименты… Идемте, Капитолина Сергеевна!..
Лутьин. Лида, и это, значит, все итоги?
Лутьина. А чего ж вы б еще желали при вашем разбойничьем отношении?
Лутьин. Да я уж вижу, ты даже не дерешься.
Евтюшкин. В них какая-то углубленная проработка идет.
Лутьина. Да мы не желаем теперь о вас и рук марать. Вы для нас теперь одни граждане, а не мужья. Платите теперь нам алименты за двою и за нашу волю. Идемте. Капитолина Сергеевна Пусть посидят, подумают.
Евтюшкина. Жаль, что ты теперь мне не муж, прямо руки чешутся и сердце зудит.
Бывшие жены уходят так же стремительно и достойно, как появились.
Евтюшкин. Вась, припри дверь на всякий случай. Сегодня мы не присутствуем…
Ащеулов закладывает конторкой. Пауза.
Ащеулова. Это вы такими бабочками и командуете? А где же ихние младенцы? Трудная ваша работа!..
Евтюшкин. Нет — и прочими.
Ащеулов. Ты не в свое дело не суйся. В учреждениях люди сидят И не спрашивают… (Развязывает узелок.) Питайтесь, сотрудники, за счет моего деревенского социального положения…
Члены едят.
Лутьин (Евтюшкину). Ты теперь холостой?
Евтюшкин. Холостой.
Лутьин. И я тоже… Нельзя ли кассацию подать на незаконность развода, вызванного исполнением долга.
Евтюшкин. Едва ли выйдет. Там кассацию будут рассматривать тоже не мужья, а сожители, — они такие дела оставляют без воззрений.
Лутьин. Все-таки своим женам платить алименты как-то приятнее, чем на сторону… Всю свою жизнь мечтал я прожить научно и тихо, никого не тревожа и на пользу массам, как народ — жить, повиноваться и трудиться… Человек я от природы скромный и исполнительный…
Ащеулов. Как, конечно, сказать… Я так думаю, что одни алименты, как, например, мне, платить лучше, чем вам — туда и сюда…
Лутьин. Я все припоминаю, с какого места беззаконие началось, — и не вижу… Кругом закон, а мы посредине мучаемся.
Ащеулов. Закон законом, а в городе нас за разбойников почитают… Как бы народные волнения из-за нас не начались.
Евтюшкин. Что-нибудь да выйдет… Закон ошибаться не может. Раз нам жалованье идет, то значит, закон не ошибается.
Лутьин. Надо все сызнова продумать.
Ащеулов. Заседать будем?
Лутьин. Да, позаседаться неплохо… На заседаниях — горе утихает.
Ащеулов. Протокол писать или устно поведем?
Евтюшкин. Пиши.
Ащеулова (со страхом). Мне не уйтить?
