Евтюшкин. Да мы не про бурьян, а про жен.
Ащеулов. Теперь осаждаться не надо, — говорю, пошли расписываться и вот — вещи вам прислали.
Лутьин. В загс?
Ащеулов. Конечно, в учреждение. А то куда же?
Евтюшкин. А это наши вещи?
Ащеулов. Они.
Пауза.
Евтюшкин и Лутьин садятся по-прежнему рядом и понуро на стол.
Лутьин. Мы — что же теперь — холостые, значит?
Евтюшкин. Да-с, послужили… Вместо пользы дела и покоя вышло усложнение процесса. Установку держали на размножение, а сами сиротеем.
Ащеулов. И самое главное — все нас в городе за разбойников считают. Мальчишки за мной бандами носятся, а в спину из калиток бабы-стервы выглядывают. Пришлось обриться.
Пауза.
Дожились!..
Евтюшкин. Прямо хоть коллективным рапортом механически сокращайся.
Ащеулов. Сокращаться не надо. Все-таки лучше за власть держаться, чем за бабу. Баба дело текущее. Вы не унывайте. Все-таки выгодней алименты платить, чем в низовую деревню возвращаться, там одни массы, а более нет ничего.
Евтюшкин. Конечно, к грунту из государства возвращаться не стоит…
Пауза.
Ащеулов. Члены, принимайте вещи, давайте расписки.
Евтюшкин. И нужно же было ребенку происходить!
Ащеулов. Я что — теперь занятий нет. Пишите сначала расписки в сохранности вещей, а я в загс схожу, посмотрю, что на улице движется, он же во втором этаже.
<утрачено 1/5 листа. — Ред.>
Лутьин. И посмотри, как у них выражения лиц.
Ащеулов. Я смотрел. Выражение лиц скудное. Ёвтюшкина Капитолина меня по горбу узлом огрела, когда вещи вручала, как приспешника. А я ваших делов не знаю. А в загс пошли с зонтиками, чтобы на них не капало.
Евтюшкин и Лутьин передают расписки.
Поставь число. Расписались непонятно. Волнуетесь, а лебединых хвостиков нарисовать не забыли. Не запирайтесь — я сейчас!
Ащеулов уходит. Евтюшкин и Лутьин сидят по-прежнему и тоскуют. Пауза.
Евтюшкин. Все-таки запереть надо на всякий случай и вывесить объявление, что прием окончен вследствие рационализации…
Лутьин запирается и садится на прежнее место на стол заседаний.
И может быть, вот в этот самый текущий момент я перевожусь на холостую должность. Лучше бы она меня три недели пилила деревянной пилой, утром и вечером по три часа, а в середине дня по часу… Пускай бы далее на службу ходила мешать заниматься…
Лутьин(очень грустно). И все выходит из-за голой идеи.
Евтюшкин. Вот их тут попробуй и надень, когда они не вещи, а отношения, эти самые идеи…
Лутьин. Отношения ничего не значат, Карп Иваныч, это не силы природы, это не…
Стук. Оба бегут отпирать. Входит деревенская женщина с продуктовым узелочком — жена Ащеулова, отставшая от мужа в культурном развитии.
Ащеулова. Муж-то здесь аль скрылся?
Евтюшкин. Какой муж?
Ащеулова. Товарищ Ащеулов, выдвиженец в начальники.
Лутьин. В какие начальники?
Ащеулова. Да он, сказывают, заведующий над матерями, что ли, по всему уезду… Аи нет?
Евтюшкин. Над ними. Мы тоже заведующие.
Ащеулова(конфиденциально). Касатики, обтолкуйте мне… Сказывают у нас в деревне, будто мой-то в компании с жуликами разбой учинил, — будто втроем они одну бабочку оскоромили, — и будут платить за это большие деньги… Я ему пышек принесла, небось уж всю жалованью отбирают…
Евтюшкин. Преувеличения. Это все для должности делается.
Лутьин. Для науки и знания, гражданка.
Ащеулова. О! Неужли для нее? — и действительно — родили?
Входит Ащеулов.
Ащеулов. Готово — разведены! Покупай пшеничной климовки! (Увидав жену.) Алена Фирсовна, — это ты, или так?
Лутьин и Евтюшкин покорно садятся на стол, на первобытные места.
Ащеулова. Батюшка, Василий Степаныч, ужли ж это вы?
Ащеулов. Я.
Ащеулова. А где же ваша личность?
Ащеулов. Это я ее сбрил для пользы дела, для санитарности. При должности с бородой невозможно.
Ащеулова. Аи неволят?.. А тебя без бороды не рассчитают? Тебя за бороду и в город взяли…
Ащеулов (целуя с превосходством жену). Алена, здесь присутствие, а не квартира.
Ащеулова. А я тебе зато пышек напекла. (шепотом.) Говорят, ты разбой совершил над женщиной. Наши мужики велели сказать, что — ничего, мол, чтоб прибегал в деревню, мужики тебя утаят… велели непременно сказать…
Ащеулов. Пока еще не требуется. Я живу на рыск.
