— Но, послушай…
— Я знаю, что говорю, — сказала она раздраженно. — Я знаю больше, чем ты. Если флики узнают, что ты провел ночь здесь, они могут причинить мне серьезные неприятности. Нужно быть очень внимательным и осмотрительным, Гарри.
— Не бойся, я не скажу им больше ни слова.
Клер снова оказалась в его объятиях.
— Милый, — произнесла она спустя некоторое время. — Ты успокоился?
Гарри уверил ее, что да, хоть и был очень взволнован.
Он предпочел переменить тему разговора и попросил ее позировать для портрета.
— Я буду счастлива помочь тебе, — сказала она, довольная сменой темы разговора. — Значит, ты вкладываешь в дело свои деньги?
— Только сто фунтов. Я не хотел тебе говорить об этом преждевременно… Но сегодня все будет оформлено. Я хочу попытаться крепко встать на ноги, милая. Пообедаем вместе. Потом пойдем в студию.
— У меня свидание, и я могу прийти часов в пять. Пойдет? Как ты хочешь, чтобы я позировала. В купальном костюме?
— Нет, — ответил Гарри, улыбнувшись. — Я хочу сделать такой портрет, чтобы все сказали — вот это работа настоящего художника! Я попытаюсь сделать поясной портрет. Тебе понадобятся шляпка и летнее платье.
— Я тебе их покажу, — сказала она, вскакивая с постели нагишом.
— Вот такую фотографию я хотел бы сделать больше всего, — с восхищением произнес Гарри, любуясь точеной фигурой возлюбленной. — Это была бы чудесная реклама!
Она игриво закрылась халатиком.
— Спасибо, не надо выставлять меня напоказ. Иначе там будут стоять толпы мужчин.
И вот в пять часов утра, при дневном свете, Гарри, заложив руки за голову, наблюдал за демонстрацией туалетов.
Клер надевала одно платье за другим, дефилировала перед фотографом и принимала различные позы. В конце концов они остановились на платье с большими цветами и глубоким декольте и шляпке из белой соломки с лентой. Они решили, что Клер придет в студию к пяти часам и переоденется там.
Гарри с удовольствием видел, что она очень увлечена и забыла и о Паркинсе, и о Брэдли.
Когда Муни пришел в студию чуть позже девяти часов, он застал там Гарри, который занимался установкой прожекторов.
— Что ты делаешь? — спросил он, останавливаясь на пороге.
— У меня есть модель, которая придет сегодня сфотографироваться для портрета. Сделаем большой снимок для витрины.
Это будет привлекать клиентов.
— Подружка?
— Она самая. Придет вечером, часов в пять.
— Жаль. Если бы я знал, то одел бы чистую рубашку и побрился, — сказал Муни после того, как посмотрел в зеркало.
— Незачем стараться, — усмехнулся Гарри, — она любит только молодых.
Муни подскочил и обернулся. Увидев, что Гарри улыбается, он тоже улыбнулся.
— Такие старики, как я, могут тебе дать еще сто очков вперед.
— Хорошо, старый бабник, — пошутил Гарри. — Садись на этот стул, а я отрегулирую свет.
— А Дорис? Разве она не может сделать это?
— Дорис проявляет вчерашние снимки. Я тебя о многом не прошу, достаточно сидеть и не шевелиться.
— Ладно, — согласился Муни. — Я протестовал просто из принципа. Это не работа для основного компаньона.
Гарри ничего не ответил и принялся передвигать прожекторы. Ему понадобилось довольно много времени, прежде чем он добился нужного светового эффекта.
Муни начал вертеться, задолго до того, как Гарри закончил.
— Старик, если ты будешь тратить так много времени на каждый потрет, мы наверняка прогорим.
— Не беспокойтесь, — сказал Гарри, передвигая прожектор. — Все это готовится только для портрета. Место для освещения устанавливается раз и навсегда. Для каждого нового портрета нужно будет только четко навести.
— Боже, эти проклятые прожектора слепят меня.
Гарри продолжал работу, не обращая внимания на жалобы компаньона. Когда он закончил, то не отпустил Муни.
— Нужно сделать дюжину пробных снимков, которые Дорис сразу же проверит. Необходимо также подобрать подходящую выдержку.
— Тебе нужно, чтобы я улыбался? — пробурчал Муни.
— Нет. Держи голову, как тебе нравится. Единственное, что меня интересует, это выдержка. Можешь даже кривляться, если хочешь.
— В таком случае, я попытаюсь угадать выигрыши в программе скачек, — ответил Муни, беря газету. — Пошевеливайся.
