Она прижала губы к моим, и я был потрясен дикой страстью ее поцелуя. Молоточки застучали еще сильнее у меня в голове, но на этот раз не алкоголь был тому виной. Прошло много времени, прежде чем она отодвинулась от меня, задыхаясь, упираясь руками мне в грудь, впиваясь в нее ногтями.
— Дэнни, — прошептала она.
— А?
Она отвернулась.
— Вы однажды сказали мне… шутя… что ваше истинное призвание — это… Вы помните?
— Только не в данный момент.
— Ну вы знаете — как мой дедушка… — Запах ее духов смешался с запахом алкоголя, все это бросилось мне в голову, призывая к действиям. Я схватил ее за плечи и опрокинул на диван. Она не сопротивлялась, только закрыла глаза.
Схватив за отвороты ее пижамы, я резко дернул их в стороны — куртка распахнулась, обнажив ее высокие и круглые груди.
И тут она начала смеяться — низким, булькающим, чувственным смехом, таким непристойным, что я не мог поверить своим ушам. Что-то отозвалось в моей памяти, что-то прозвучало словно колокол Страшного Суда. Я резко отстранился, шатаясь, поднялся на ноги и вдруг почувствовал, как ужас охватывает меня, обволакивает паутиной, леденит, и мои нервы напряглись до предела.
Марта открыла глаза и, моргая, посмотрела на меня, изогнув губы в томной улыбке.
— Почему вы остановились, Дэнни? — прошептала она. — Вы меня дразните?
— Вы смеялись, — глухо сказал я.
Высокомерие и презрение на мгновение мелькнули в ее глазах.
— Не будьте столь чувствительны, дорогой! — бросила она. — Я всегда смеюсь, я не могу удержаться, смех — это часть… понимаете?
— Я уже слышал этот смех — в амбаре. Он доносился с сеновала. Но я считал, что это смеется Пит Ринкман. За всю свою жизнь я не слышал ничего более непристойного! Я взбирался по лестнице, торопился, чтобы не опоздать, чтобы спасти вас… Но это смеялся не Пит, это были вы!
Она резко села, ее глаза казались двумя темными провалами на бледном лице.
— Шлюха! — выдохнул я. — Подумать только, вы просто развлекались!
Некоторое время она смотрела на меня, ни слова не говоря. Неожиданно ее лицо расслабилось, и она опять упала на спину.
— Ну вот, Дэнни, — проговорила она чуть насмешливо, — теперь вы знаете мои девичьи секреты. Очень сожалею, что испортила ваши рыцарские воспоминания! — Она самодовольно смотрела на свое обнаженное тело. — Но теперь у вас есть возможность наверстать упущенное.
— Вы и Пит… — пробормотал я. У меня перехватило дыхание. — Вы пошли за ним не для того, чтобы обвинить его в сообщничестве с Хьюстоном. Вы точно вычислили нужный момент. Основная работа была закончена — раз я выяснил, что это Хьюстон контролировал наследованный капитал, а не ваш отец, то теперь доберусь до всего остального, неминуемо узнаю про Пита. Вот почему вы отправились с ним на сеновал — вы знали, что это последний шанс отдать должное его талантам!
Она неохотно открыла глаза.
— Ну и что? — возмущенно проговорила она. — Что из этого следует?
— Вы были в курсе того, что Хьюстон запустил лапы в капитал! Откуда вы узнали?
— Я обработала его клерка! — Теперь она говорила быстро и вызывающе. — У него те же таланты, что и у Пита, но он все же более цивилизован. После ночи, проведенной со мной, он позволил бы голову себе отрезать, если бы я попросила. Я сказала ему, чтобы он проверил отчеты по — фонду наследства, потому что слышала о том, что на той скважине Хьюстон прогорел. Мой дружок клерк не был уверен, что Хьюстон растратил наследство, но считал это возможным.
— Вот как вы построили свой план! С Хьюстоном в роли козла отпущения и Питом в качестве ценителя ваших прелестей более пылкого, чем клерк. Что вы ему обещали? Часть наследства?
— Гораздо больше, — торжествующе ответила она. — Я обещала выйти за него замуж!
— Вам был нужен третий, то есть я, чтобы все уверовали в вашу невиновность, чтобы послужить вам алиби, — продолжал я, как бы рассуждая сам с собой. — А Толвар? У кого возникла мысль убрать меня, после того как труп Филипа был помещен в мой багажник?
— У Толвара и Хьюстона. Хьюстон хотел во что бы то ни стало избавиться от трупа из-за вашего телефонного звонка в полицию. Он был совершенно уверен, что вы пытаетесь взвалить на него это убийство. Пит же был вынужден поддерживать его — ведь Грэг его нанял первым, и он не мог признаться, что переметнулся ко мне, ему было неловко.
