— Да всего тысяч десять в год. Захотел бы, и двадцать было бы: Петербург большой…
«Вот как делают карьеру», — подумал Карташев.
— Да, вы столичные.
Короедов усмехнулся.
— А кто вам мешает такими же столичными сделаться?
— У меня ни связей, ни протекции.
— Пустяки. Застревать в провинции молодому инженеру надолго не следует.
— Да, но, знаете, бросить насиженное место, ничего определенного не имея в виду…
Короедов, тихо усмехаясь, ответил:
— Волка бояться, в лес не ходить.
Речь перешла на товарищей. Стали вспоминать одного за другим. Оказалось, что Володька все еще на Урале.
— Ну, а наши радикалы, — спросил Короедов, — Эрдели, Скальковский?
— Ничего не знаю о них.
— Из ихних ни с кем не соприкасались?
«И даже сегодня», — подумал Карташев, вспомнив о сестре, и сказал:
— Так вскользь приходилось.
— Вы к ним как относитесь?
— Во всяком случае с уважением, — горячо ответил Карташев. — Если они и ошибаются, то сами и платят за это.
— Конечно, конечно, — сочувственно ответил Короедов и весело спросил: — Слушайте: вы долго еще в Петербурге пробудете?
— Несколько дней.
— Видите: в воскресенье моя свадьба, может быть хотите быть моим шафером?
Карташев покраснел и с удовольствием ответил:
— Конечно, хочу.
— Ну, и отлично. Тогда вот что: сегодня вы свободны?
— Совершенно.
— Тогда, может быть, поедем обедать к моему будущему тестю: я вас познакомлю с невестой.
— Прямо к обеду? Ваш тесть кто такой?
— Он председатель правления, тоже наш инженер. Они живут в Царском. С пятичасовым поездом мы бы и поехали.
— Отлично.
«Председатель правления?!» — думал Карташев.
— Тогда, значит, на Царскосельском вокзале в пять часов? А теперь я пойду.
Карташев попрощался и, поднимаясь по лестнице, думал, что как это все хорошо вышло. Шутка сказать — познакомиться с отцом Ясневского, в роли шафера, своего, так сказать, человека. А какой скромный Ясневский: никогда и не заикнулся в институте о своем отце.
Маленький, белобрысый Ясневский, с большими голубыми глазами, всегда молчаливый, задумчивый встал в памяти Карташева.
В пять часов вечера Карташев приехал на вокзал, где уже ждал его Короедов.
Ясневские занимали в Царском большую, хорошо устроенную дачу, с большим парком.
Пройдя чрез этот парк, Карташев с Короедовым поднялись по ступенькам террасы, где нашли все общество, кроме главы дома, Карташева Короедов прежде всего представил хозяйке дома, представительной, полной, высокого роста, прекрасно сохранившейся еще даме. Рядом же с ней сидела и дочь ее, Агнеса Станиславовна, невеста Короедова. Очень красивая, похожая на мать, с массой тонких, золотистых волос, с голубыми глазами, дочь, как бы воочию подтверждала, какая красавица была ее мать.
И мать и дочь остались довольны впечатлением, произведенным на Карташева, и впечатлением, какое застенчивый Карташев произвел на них.
Пока Карташев знакомился и здоровался с мужчинами, мать вполголоса сказала дочери:
— Il est beau.[43]
— Oui, tres beau.[44]
Приветливо пожимая руку товарищу своему Ясневскому, Карташев слышал эти слова, но и виду не подал. За Ясневским стоял другой его товарищ по выпуску, маленький, с молоденькой фигуркой гимназиста, вечно веселый, вечно довольный немчик Гартвиг, с которым Карташев на одном из институтских вечеров сошелся на «ты».
И теперь Гартвиг уже беззвучно смеялся, разведя руки.
— Ты какими судьбами? — спросил он, здороваясь дружески с Карташевым и по своей обычной манере надвигаясь на него. — Постой, постой, я хорошенько посмотрю на тебя… Поправился… Нет, ничего, молодец. Правда, молодец? — обратился он к Агнесе Станиславовне и, тряхнув густыми, прямыми, каждый врозь, волосами, весело рассмеялся.
Следующий был тоже только что выпущенный инженер по фамилии Бор-Залесский.
Это был сильный, немного гнувшийся, блондин, с бледным лицом, маленькими, напряженными глазами. Его молодая фигура была в странном противоречии с его манерами пожившего уже военного в отставке. Он щурил глаза, немного топырил губы, курил из большого янтарного мундштука, держа в другой руке серебряный портсигар с фитилем. Знакомясь с Карташевым, он сунул портсигар в карман панталон таким образом, что длинный фитиль остался висеть наружу.
