— Ну, что ж? Все, кажется, в сборе?
— Валериан Иванович, — обратилась та к Короедову, — нажмите кнопку, пожалуйста…
На звонок появилась красивая, с очень серьезным лицом горничная.
— Можно подавать, Наташа.
Ясневский подошел к жене и под руку повел ее в столовую.
Бор-Залесский, с опытностью отжившего гусара, подал свою руку Агнесе Станиславовне.
Гартвиг весело подхватил под руку Карташева, сказав:
— Мы с тобой, как бобыли.
— Я тоже скоро женюсь, — ответил Карташев.
— И вы? — весело повернулась к нему Агнеса Станиславовна.
— Представьте себе и я тоже! — сказал Гартвиг.
— Не верьте: хвастает, — ответил Бор-Залесский.
— Значит, вакантные у нас только Валя и Петр Николаевич?
— Что до меня, — густым басом ответил студент, поправляя свою бороду, — то и я, собственно, уже в лес смотрю…
— А где теперь ваша жена, Георгий Павлович? — спросила Агнеса Станиславовна у своего кавалера.
— Она у матери теперь.
— Вы ее возьмете с собой на изыскания?
— Возьму. Будет ходить за мной.
— А как же ребенок?
— Будет его в корзине за плечами носить.
— Папа, слышите, — сказала, входя в большую, светлую, богато сервированную столовую, Агнеса Станиславовна, — Георгий Павлович хочет с женой делать изыскания, а сына своего носить у себя за плечами в корзинке.
— Да? — спросил Ясневский, подходя к столу с закусками и наливая себе рюмку водки. — В наше время на корабли и на работы жен не допускали.
— Это в ваше время, — пренебрежительно махнул рукой Бор-Залесский.
Ясневский ничего на это не ответил.
Обращаясь к своей даме, Бор-Залесский спросил:
— Что прикажете вам положить?
Карташев, отстав, шепнул Гартвигу:
— Вот нахал.
— О, ужасный! — громко пожал плечами Гартвиг.
Карташев в это время встретился глазами с Короедовым. Точно угадав, что сказал Карташев Гартвигу, Короедов смотрел на него сочувственно весело и говорил:
— Сюда поближе, я уже налил вам.
Закусив, все сели за стол.
Обед был чопорный и длинный.
К обеду вышла младшая дочь Маруся, лет десяти, с костлявой гувернанткой — англичанкой.
У Карташева соседи были с одной стороны Гартвиг, с другой — Маруся.
— Я должна вам сделать замечание, — сказала, немного шепелявя, Маруся Карташеву, который вел оживленный разговор с Гартвигом, — вы очень невежливый сосед в отношении своей дамы.
— Это вы моя дама?
— Да, конечно. Кто же еще другой?
— Я очень извиняюсь, и, чтобы искупить свою вину, я приглашу, кроме себя, занимать вас и своего соседа… Саша! — позвал он Гартвига, но Маруся перебила:
— Если я найду вас неинтересным, я тогда сама и приглашу кого-нибудь другого и у вас совета не спрошу..
— Маруся! — окликнул ее отец.
Гувернантка тоже заговорила c ней.
Маруся наклонилась к тарелке и с упреком сказала Карташеву:
— Из-за вас я получила замечания от отца и моей гувернантки. Я никогда вам этого не прощу.
Карташев также тихо ответил:
— Я в отчаянии.
— И помните, что я женщина, а женщина никогда не прощает обиды.
Также тихо Гартвиг сказал:
— В десять лет, Маруся, женщина называется еще девочкой.
— Не говорите глупостей, — тихо, быстро ответила Маруся, — вы разве не знаете, что в восемь лет нас забавляют бабочки, цветы, а уж в десять посещают нас неясные мысли…
— Что? Что? Умер, умер… — заерзал от восторга Гартвиг.
— Маруся, ты что опять там? — отозвалась мать.
— Не я, мама, а мои соседи, они говорят такие вещи, что у меня уши вянут!
При общем смехе мать сказала:
— Господи, что за выражения!
И начала переводить по-английски насторожившейся гувернантке.
Гувернантка выслушала, внимательно посмотрела на уши Маруси и стала ей что-то говорить.
Маруся слушала ее с сонным лицом и, когда она кончила, спросила Карташева безразличным тоном:
— Вы понимаете по-английски?
— Нет. Маруся сказала:
— Это большое счастье.
— Почему?
Она тихо ответила:
— Потому что вы не понимаете, как я, сидящую около меня идиотку.
После этих серьезно и печально сказанных слов нежное безе, которое положил было себе в рот Гартвиг, пылью разлетелось во все стороны.
Гартвиг хохотал, зажимая рот салфеткой.
— Опять, Маруся! — лениво протянула мать, вставая из-за стола. — Кофе, господа, будем на террасе пить.
Поднялись все.
— Мама, я не виновата же, — ответила капризно Маруся, — что кавалеры мои не умеют держать себя за столом.
