Старший Сикорский, только растерянно оглядываясь на всех и мигая маленькими глазами, повторял:
— Ну вот, ну вот…
Пахомов нервно, громко и коротко рассмеялся и опять уже угрюмо сказал:
— Ну, будем есть.
— Я сейчас, — ответил младший Сикорский.
Он ушел, вымыл лицо и руки, расчесался и возвратился к столу, когда уже ели борщ из свежей капусты, помидор и утки с салом.
Младший Сикорский сделал еще раз пренебрежительный жест, показав на закуски, причем у старшего брата Леонида опять появилось испуганное выражение лица, и принялся за закуски. Он ел сардинки, пикули, икру. Ел помногу.
Леонид сказал:
— Ругал меня, а один ест закуски.
— Не пропадать же, — ответил младший брат.
— А ты лучше суп ешь. Всегда вот так: закусок наестся, а остального не ест.
На второе подали синие баклажаны по-гречески.
— Это я буду есть! — сказал младший Сикорский и, обходя борщ, наложил полную тарелку баклажан. — А кайенский перец есть?
— Есть и кайенский, — с гордостью ответил старший брат. И, обратясь к Пахомову, жалобно сказал: — Вот так он всегда, Семен Васильевич: ворчит, что много, а чего-нибудь не окажется — ругаться начнет. Больше, господа, ничего нет.
— А чай будет? — спросил Пахомов.
— Эй, Никитка, живо самовар! Убирай все тут…
Никитка, проворный и глуповатый парень, быстро стал приготовлять чай.
Старший Сикорский, наклонившись к Карташеву, в это время громким шепотом говорил:
— На все руки парень… Раздобудет хоть черта из ада.
— И девиц? — иронически бросил младший брат.
— Ну да, кому они нужны, — засмеялся, краснея, старший брат и, впадая опять в благодушный тон, весело прибавил: — Написал записку ко мне и подписал: «Ваш всенижайший раб Никитка — как собака преданный».
— А ты и рад? Тебе бы поручить, — снова рабство завел бы.
— Вовсе не завел бы, но приятно встретить преданного человека.
— Э, дурак! Ну с чего он будет тебе предан?
И столько было презрения в тоне младшего Сикорского, что тот опять покраснел, замигал усиленно глазками и уныло замолчал.
Карташеву было от всей души жаль старшего Сикорского.
— Я чай пить не буду, — сказал младший Сикорский, — а пока светло еще, выверю инструменты. Вам тоже выверить, Семен Васильевич?
— Пожалуйста.
Карташев пошел за младшим Сикорским.
— Отчего вы так к брату резко относитесь?
— Резко! Его бить безостановочно надо.
— Все-таки он вам брат.
— Ну, это мне странно слышать от вас, Карташев; сколько помню, в вашем кружке в гимназии расценка слову «брат» была сделана. Что такое брат? Хороший честный человек — брат, а прохвост, хоть и брат, — прохвост. Для меня нет ни брата, ни родных. Когда после смерти родителей мы с ним остались, мне было четырнадцать лет. Вся эта сволочь-родня нам гроша ломаного не дала. Своими руками и себя и этого оболтуса кормил. А что он мне стоил за границей!
— Он тоже был там?
— Куда ж я его дену?
— И тоже инженер?
Сикорский помолчал и с презрением бросил:
— Тоже!
Еще помолчал, занявшись установкой нивелира, и потом продолжал:
— За границей рядом с настоящим аттестатом выдают аттестаты хоть ослам. Вот такой и у моего братца.
— Отчего же он у вас не на деле, а по какой-то провиантской части?
— Ему нельзя никакого дела, кроме этого, поручить: он так наврет, так все перепутает, что до чумы доведет. Я никогда бы не взял на себя ответственность поручить ему какое бы то ни было дело. И это дело не я ему поручил; я уговаривал Семена Васильевича, но он все-таки взял его. И не сомневаюсь, что в конце концов выйдут неприятности.
— Какие?
Сикорский не сразу ответил.
— Воровство, — нехотя сказал он. — Никитка его будет обворовывать, а он нас.
Карташев ушам своим не верил.
— Вы слишком строги.
— Ну, оставьте… Я и вас предупреждаю: очень скоро он будет у вас просить взаймы. Нет на свете такого человека, зная которого он не взял бы у него взаймы.
Карташев слушал и в то же время внимательно смотрел за проверкой, стараясь восстановить в своей памяти лекции. И опять было что-то не то. В конце концов эти воспоминания только путали его, и, отбросив их, он принялся за усвоение практических приемов. Кончив проверку, младший Сикорский позвал брата и, отойдя с ним, долго что-то говорил по-французски.
