— Где кто был? — чуть не подавился я.
— Сиськи! — просияла Дебора. — Мне двадцать четыре года, и до сегодняшнего утра на том месте, где полагается быть бюсту, я видела только впадину. А теперь… Разве это не удивительно? Конечно, они пока маленькие. Но раз уж начали расти, значит, будут продолжать, правда? — Она скрестила пальцы на руке. — Чтобы они выросли большими! Я всегда хотела носить бюстгальтер, — грустно заключила девушка.
Я наблюдал, как Дебора, счастливая, бежит по улице. И мне даже показалось, что ее худые бедра, прикрытые мини-юбкой, действительно стали немного полнее.
Я обнаружил Лероя Дюма в его кабинете. Он задумчиво курил одну из своих черных сигарет с золотистым мундштуком. При моем появлении Лерой убрал ноги со стола и вскочил. Его костюм по стилю повторял вчерашний, но цветовая гамма совершенно изменилась. Он по-прежнему был похож на стареющего фавна.
— Привет, лейтенант. — Его голос прозвучал на октаву выше, чем обычно.
— Я размышлял о том, — сообщил я ему, — какие комиссионные получает агент художника, когда продает картину своего клиента.
— По-разному, — быстро ответил он. — Зависит от того, сколько времени, усилий и денег вкладывает галерея в акт продажи.
— Сколько вы берете комиссионных? — продолжал выяснять я.
— Тридцать процентов. — Дюма быстро заморгал. — Это в среднем.
— Здорово у вас получилось с Гленном Торпом! — восхищенно произнес я. — За три проданные картины вы в сумме получили девять тысяч долларов. Давайте теперь прикинем — тридцать процентов составит две тысячи семьсот долларов, верно?
На его лице появилось страдальческое выражение.
— Полагаю, что да, лейтенант, — прошептал он.
Я холодно улыбнулся:
— А знаете, вы мне нравитесь, Лерой! Жизнь трудна, и где бы мы были, если бы не помогали друг другу?
— Простите, лейтенант. — Фавн стиснул руки и прижал их к груди. — Но я не совсем понимаю, что вы имеете в виду…
— Я повторяю вам по слогам, Лерой, — великодушно предложил я. — Торп занимался небольшим симпатичным рэкетом, который приносил ему постоянный доход. Этот художник соблазнял женщину и уговаривал ее позировать в обнаженном виде. Рисовал портрет этой женщины, изображая ее в чем мать родила, не пропуская при этом ни одной детали. Затем угрожал продать портрет ее мужу или кому-нибудь другому, кто, увидев картину, наверняка разрушил бы ее карьеру. Это была особая форма шантажа, тут имелся один небольшой нюанс. Женщины расплачивались, покупая за непомерную цену какую-нибудь безобидную мазню, состряпанную Торпом во время перекура. Причем эти дамы должны были покупать у вас, в вашей галерее.
Я не спеша закурил и заметил, что лицо Дюма заметно посерело.
— Как я уже говорил, мы должны помочь друг другу, Лерой. Я не хочу верить в то, что говорят о вашем активном сотрудничестве с Торпом в этом грязном шантаже! Я заинтересован в том, чтобы найти убийцу художника. Для меня это вопрос профессиональной чести.
— Понимаю, — прошептал Дюма.
— Я считаю, что если вы поможете мне поймать убийцу, то этим безусловно докажете: ваше участие в делишках Торпа было минимальным и совершенно невинным.
— Я ничего не знал о шантаже, ничего! — Он весь позеленел от страха.
— Конечно, не знали, — спокойно согласился я. — Но Торп наверняка показывал вам портреты обнаженных дам, даже если не предлагал их для продажи.
— В общем, да. — Хозяин кабинета лихорадочно облизал губы. — Даже для художника Гленн был чрезмерно тщеславен. Должен признать, что я находил его картины вульгарными до отвращения!
— Конечно, — снова согласился я.
Не мешкая, я разложил на его столе четыре фотографии. В эту минуту у меня появилось нехорошее чувство, будто я рекламирую порнографические открытки.
— Лиз Нил, — начал я перечислять. — Она уплатила две тысячи долларов. Следующая — Натали Ллойд. Ей это обошлось на тысячу дороже. Айрис Мерсер была очередной кандидаткой, которую Торп еще не выдоил. — Показав пальцем на последнюю фотографию, я медленно пододвинул ее Дюма. — Кто это? — резко спросил я.
Он быстро вскочил и некоторое время не отрывал взгляда от фотографии длинноволосой блондинки.
