— Жак! Жак! — по-прежнему голосила Флора. — Говорю вам, он посмотрел на меня, а потом его отшвырнуло туда, под тендер… Скорее! Да помогите же мне!
Тем временем Кабюш и Мизар подняли с земли обер-кондуктора Анри Доверня: в последнюю секунду он тоже спрыгнул с поезда и вывихнул себе ногу. Они усадили его спиной к изгороди, а он, остолбенев, не произнося ни слова, наблюдал за происходящим, боли он, видно, не ощущал.
— Кабюш, на помощь! Говорю тебе, Жак там, внизу!
Каменолом ее не слышал, он спешил помочь раненым; как раз в эту минуту он поднял на руки молодую женщину — ее перебитые в бедрах ноги бессильно повисли.
На зов Флоры кинулась Северина:
— Жак, где Жак?.. Я помогу вам.
— Вот, вот, помогите хоть вы!
Обе женщины ухватились за сломанное колесо, их руки встретились. Но тонкие пальцы Северины бессильны были что-либо сделать, зато мощная рука Флоры буквально расшвыривала все вокруг.
— Осторожно! — закричал Пеке, пришедший на помощь женщинам.
Он резко рванул на себя Северину, которая чуть было не наступила на человеческую руку в синем суконном рукаве. Молодая женщина в ужасе попятилась. Но нет, то была не его рука, то была рука другого человека, чье тело обнаружат где-нибудь еще! Северина задрожала от страха, испуг будто парализовал ее, застыв на месте, она только плакала, глядела, как другие пытаются помочь раненым, но сама не в силах была даже убрать в сторону осколки стекла, резавшие людям ладони.
Спасать пострадавших и вытаскивать трупы стало еще опаснее и труднее: огонь из топки паровоза перекинулся на деревянные обломки и, чтобы потушить возникавший пожар, пришлось схватиться за лопаты и забрасывать пламя землею. Кто-то бросился за помощью в Барантен, в Руан была послана депеша о катастрофе, и все лихорадочно взялись за спасательные работы, не жалея сил и пренебрегая опасностью. Многие пассажиры, в панике убежавшие в лес, возвратились, устыдившись собственного малодушия. Оттаскивая в стороны обломки, приходилось соблюдать величайшую осторожность, — сдвинутые с места, они могли рухнуть и насмерть задавить несчастных. Раненые являли собою ужасное зрелище: стиснутые, полузадавленные, они задыхались и громко стонали. Почти четверть часа ушло на то, чтобы высвободить одного из пострадавших, он ни на что не жаловался, хотя в лице у него не было ни кровинки, и даже уверял, будто у него нет никаких повреждений, но когда его извлекли из-под обломков, обнаружилось, что он остался без ног; однако бедняга до такой степени обезумел от ужаса, что даже не заметил и не почувствовал, как искалечен, через минуту он скончался. Из вагона второго класса, уже охваченного пламенем, вытащили целое семейство: у отца и матери были перебиты ноги в коленях, у бабушки — сломана рука; но все они также словно не чувствовали боли и, рыдая, отчаянно звали ребенка, пропавшего в момент катастрофы; эту трехлетнюю девчушку с прелестными золотистыми волосами вскоре отыскали под обломком крыши, послужившим для нее надежным укрытием, — на крошке не было ни царапины, она безмятежно улыбалась. Спасли и другую девочку — с раздробленными ручонками и всю залитую кровью, родителей ее нигде не было видно, и малышку пока положили в сторонке, она была до того перепугана, что лишилась дара речи; потерянная и одинокая, она ни на кого не глядела, и только личико ее искажалось от невыразимого страха, едва кто-либо приближался к ней. От страшного удара металлические части дверец погнулись, и в вагоны приходилось проникать сквозь разбитые окна. У края полотна уже лежали рядом четыре мертвеца. А возле трупов прямо на земле корчились раненые; врача не было, и никто не мог оказать им помощь или хотя бы наложить повязку. А ведь спасательные работы только еще начинались! Под каждым новым обломком находили новую жертву, однако чудовищная груда, в которой судорожно билась и исходила кровью человеческая плоть, словно бы и не уменьшалась.
— Да говорю же вам, Жак там, внизу! — по-прежнему вопила Флора, хотя никто ей не возражал; этот упорный вопль, рожденный отчаянием, видимо, приносил ей облегчение. — Постойте, он опять зовет! Слышите?
