— Ведь это мог быть кто угодно, — размышлял Роджер вслух. — А вдруг виновата женская ревность? Сэр Уильям, кажется, в личной жизни не отличается аскетизмом. Думаю, старые привязанности у него довольно стремительно сменяются новыми.
— Именно это я и пытался разузнать, мистер Шерингем, — возразил уязвленный старший инспектор. — Это было первое, что пришло мне в голову. Что тут сразу бросается в глаза? Что убийца — женщина. Только женщина могла послать мужчине отравленные конфеты. Мужчина послал бы бутылку отравленного виски или что-нибудь вроде того.
— Очень разумное замечание, Морсби, — сказал Роджер, продолжая размышлять. — Очень разумное. Сэр Уильям ничем не смог вам помочь?
— Не смог, — ответил Морсби с плохо скрываемой досадой, — или не захотел. Сначала я склонен был думать, что у него есть свои предположения и он просто прикрывает какую-то женщину. Но теперь я так не думаю.
— Ли! — Роджер, казалось, был не вполне согласен. — Это дело вам ничего не напоминает? Кажется, один сумасшедший как-то послал отравленные конфеты самому комиссару полиции? Вы ведь знаете, у виртуозного преступления появляется много подражаний.
Морсби просиял:
— Забавно, что вы это сказали, мистер Шерингем, ведь я пришел к такому же заключению. Я проверил все версии, и получилось, что каждый, кто мог быть заинтересован в смерти сэра Уильяма из мести или из корысти, — каждый оказывается вне подозрений. В сущности, я почти уверен теперь, что эти конфеты послала какая-нибудь сумасшедшая, может быть, политическая или религиозная фанатичка. Возможно, она даже никогда его не видела. И если так, — вздохнул Морсби, — вряд ли я ее когда-нибудь поймаю.
— Если только в дело не вмешается Случай, как это часто бывает, — сказал Роджер с улыбкой. — Сколько преступлений было раскрыто исключительно благодаря везению. «Карающая рука Случая». Прекрасное название для фильма. Но ведь это правда. Сам я не суеверен — иначе сказал бы, что жертву карает не случай, но само Провидение.
— Что ж, мистер Шерингем, — отозвался Морсби, который также был ничуть не суеверен, — по правде сказать, мне все равно, что это будет, лишь бы оно помогло мне изловить преступника.
Если Морсби навестил Роджера Шерингема в надежде хоть немного проникнуть в его мысли, то он ушел ни с чем.
Вообще-то, Роджер готов был согласиться с заключением старшего инспектора. Судя по всему, покушение на жизнь сэра Уильяма Анструзера и убийство несчастной миссис Бересфорд были делом рук неизвестного безумца. По этой причине Роджер не попытался сам взяться за расследование, хотя и размышлял об этом случае несколько дней подряд. Тогда пришлось бы бесконечно наводить справки и проводить многочисленные допросы, на что у частного лица, в отличие от полиции, нет ни времени, ни полномочий. Дело заинтересовало его исключительно теоретически.
Но спустя неделю одна случайная встреча превратила этот теоретический интерес в самый что ни на есть практический и даже личный.
Роджер шел по Бонд-стрит, где ему предстояло суровое испытание — покупка новой шляпы. Вдруг он заметил, что по тротуару к нему стремительно приближается миссис Веррекер-ле-Флемминг. Это была хрупкая, элегантная дама, да к тому же богатая вдова, которая при любой возможности выражала Роджеру свое восхищение. Но она все время говорила. И не просто говорила, а говорила, говорила и говорила. Так что для Роджера, который сам любил поговорить, это было невыносимо. Он рванулся было через дорогу, но машины шли сплошным потоком. Бежать было некуда. И миссис Веррекер-ле-Флемминг принялась за него с большим энтузиазмом:
— О, мистер Шерингем! Вас-то мне и нужно. Мистер Шерингем, прошу, скажите мне. По секрету. Вы ведь возьметесь за это ужасное дело о смерти бедной Джоан Бересфорд?
Роджер, изобразив, как того требует светская беседа, глупую деревянную улыбку, попытался вставить хоть словечко, но безуспешно.
— Когда я об этом услышала, я была потрясена, просто потрясена. Понимаете, мы с Джоан были очень хорошими подругами. Я ее очень близко знала. И как страшно, как чудовищно, что она сама навлекла на себя беду. Разве это не ужасно?