Только не дворецкий - страница 188
— Да, — сказал отец Браун, задумчиво поджав губы. — Он, пожалуй, сумасшедший. Но, конечно, нет никакого сомнения в том, что он прав.
— Прав? — возопил Карвер. — Прав в чем?
— В том, что преступление связано с театральной труппой, — сказал отец Браун. — Знаете, что меня сразу же насторожило в этой истории? Мысль о том, будто Малтрэверс был убит сельскими жителями за то, что оскорбил их сельскую честь. Удивительно, чего только не наплетут коронеры доверчивым присяжным; а уж как легковерны газетчики — об этом и говорить излишне. Много ли они знают об английских селянах? Я вот сам английский селянин — по крайней мере, растили меня в Эссексе, вместе с прочей брюквой. Вы можете представить себе, чтобы английский сельский труженик идеализировал и превозносил свою деревню, подобно гражданину греческого полиса? Чтобы он обнажал меч для защиты ее священного знамени, подобно гвельфам и гибеллинам средневекового итальянского городка? Вы слышали когда-нибудь, чтобы добродушный старый хрыч говорил «Только кровь может смыть пятно с благородного герба Поттерс-Понда»? Клянусь святым Георгием и драконом, я бы первый порадовался. Но есть и другой, более веский аргумент.
Он помолчал, как бы собираясь с мыслями, затем продолжил:
— Последние слова, которые слышали от Малтрэверса, были неверно поняты. Он не называл Поттерс-Понд мерзостью и не критиковал неполотые сады, заросшие бурьяном. Он разговаривал с другим актером; они собирались устроить представление с Фицджеральдом в роли Фортинбраса, неизвестным Хэнкином в роли Полония, а Малтрэверс, несомненно, должен был играть самого принца Датского. Возможно, кто-то еще хотел — или надеялся — получить эту роль, и Малтрэверс, специально чтобы подразнить товарищей, стал при них декламировать монолог. Вот этот: «О мерзость! Как невыполотый сад, дай волю травам, зарастет бурьяном…»[110] Это, видите ли, цитата из «Гамлета».
Доктор Малборо уставился на священника, переваривая только что услышанное медленно, но без сопротивления. Прежде чем остальные обрели дар речи, он сказал:
— И что же вы предлагаете нам теперь делать?
Отец Браун быстро поднялся и с неизменным спокойствием ответил:
— Если милостивые господа нас ненадолго извинят, я бы немедленно отправился с вами, доктор, прямиком к Хорнерам. Я знаю, что пастор и его сын сейчас оба дома. И вот что я хочу сделать. Никто в деревне, я полагаю, еще не слышал о результатах вскрытия. Я хочу, чтобы вы, доктор, сообщили пастору и его сыну, как в точности обстоят дела: что Малтрэверс умер от яда, а не от удара по голове.
У доктора Малборо были причины пересмотреть свои сомнения в примечательности Поттерс-Понда. Последовавшая сцена, в ходе которой он выполнил предписания священника, относилась к числу тех, когда свидетели, что называется, не могут поверить собственным глазам.
Черная сутана преподобного Сэмюэла Хорнера эффектно подчеркивала благородную седину его волос; он облокотился о пюпитр, возле которого так часто стоял, углубившись в Писание, — возможно, по случайности, но вид от этого у него был важный. А напротив него развалился в кресле мятежный сын. Он с самым кислым видом курил дешевую сигарету и являл собой живую картину юношеской нечестивости.
Старик учтиво пригласил отца Брауна присесть. Тот уселся, ничего не говоря, и с отсутствующим видом уставился в потолок. У Малборо возникло ощущение, что важные вести покажутся еще важнее, если он доложит о них стоя.
— У меня есть чувство, — сказал он, — что вы, будучи некоторым образом духовным отцом здешней паствы, должны узнать, что в ужасной трагедии, совершившейся во вверенном вам приходе, появились новые подробности — возможно, еще более ужасные. Вы, конечно, помните прискорбную гибель Малтрэверса, который, как установило дознание, погиб от удара палкой, предположительно нанесенного неизвестным недоброжелателем из местных.
Пастор взмахнул рукой.
— Упаси меня Господь, — сказал он, — вымолвить хоть слово в оправдание убийства и насилия. Однако ж когда актер, по своей природе человек падший, является в такую невинную деревню, он навлекает на себя гнев Божий.
