— Полиция-то теперь что-нибудь сможет раскопать, когда у них есть подозреваемый, — сказал доктор Малборо. — Чего я не понимаю — как у вас вообще появилось подозрение? С какой стати вы заподозрили столь безупречного джентльмена в сутане?
Отец Браун улыбнулся.
— Пожалуй, — сказал он, — это требовало специальных знаний. Почти профессиональных, хотя в необычном смысле. Вы знаете, что мы часто жалуемся на страшное невежество во всем, что касается нашей религии. Но все гораздо забавнее. В самом деле, Англия мало знает о римской церкви — и это не так уж удивительно. Но Англия мало знает и об англиканской церкви. Даже меньше, чем я. Вы удивитесь, как плохо публика понимает внутренние англиканские противоречия; множество народу, в сущности, не представляет, что такое Высокая церковь и Низкая церковь, не понимает, в чем разница даже в их обиходе, не говоря уж об исторических и философских концепциях, которые стоят за каждым из направлений. Это невежество проявляется в каждой газете, в каждом популярном романе или пьесе.
Первое, что меня поразило, — как все перепутано в голове у почтенного духовного лица. Чтобы англиканский пастор так заблуждался насчет всего англиканского! Он вроде бы слыл за старого тори, представителя Высокой церкви, и при этом называл себя пуританином. Такой человек в личных пристрастиях вполне может питать склонность к пуританству, но он никогда не назовет это таким словом. Подмостки приводили его в ужас — он не знал, что в Высокой церкви такая театрофобия не слишком распространена, в отличие от Низкой церкви. Он говорил о дне субботнем как истинный пуританин, а в комнате держал распятие. Очевидно, он понятия не имел, как должен себя вести благочестивый пастор, и пошел по самому простому пути: был торжествен, суров и обличал мирские утехи.
Все это время я как будто что-то припоминал, и наконец меня осенило. Это пастор из пьесы. Это в точности такой плохо прописанный почтенный старый глупец, которого мог придумать популярный драматург или актер старой школы, если уж им пришлось бы придумывать нечто столь нелепое, как набожный человек.
— Не говоря уж о медике старой школы, — добродушно сказал Малборо, — который и вовсе ничего не знает о набожности.
— Вообще-то, — продолжил отец Браун, — для подозрения была и другая причина — более простая и явная. Она касается Темной Леди из Гянджа, которую считали деревенским вампиром.
У меня довольно быстро сформировалось мнение, что эта дама — не столько темное пятно на репутации деревни, сколько луч света. К ней относились как к загадке, но ничего загадочного в ней не было. Она приехала туда совсем недавно, совершенно открыто, под собственным именем, чтобы помочь расследованию в связи с гибелью мужа. Он не очень-то хорошо к ней относился, но у нее были принципы, которые заставляли отдавать дань брачным обетам и правосудию. По той же причине она осталась жить в доме, возле которого был найден мертвым ее супруг. Помимо Деревенской Вампирши был еще один явно невиновный человек:
Беспутный Сын. Он тоже не скрывал своей профессии и прежней связи с актерским сословием. Вот почему его я подозревал меньше, чем его отца. Но вы, конечно, уже сами догадались, какова была настоящая и самая важная причина для подозрений в адрес пастора.
— Да, я, пожалуй, понял, — сказал доктор, — вы ведь поэтому вспомнили про актрису.
— Да, я имею в виду его фанатичное нежелание видеть актрису, — сказал священник. — Дело вовсе не в том, что он не желал видеть ее. Он боялся, что она его увидит.
— Да, понимаю, — согласился его собеседник.
— Если бы она увидела преподобного Сэмюэла Хорнера, она мигом узнала бы совершенно непреподобного актера Хэнкина, переодетого пастором и при этом вынашивающего коварные планы под своей сутаной. Что ж, вот мы и разобрались в этой простой деревенской идиллии. Вы не станете отрицать, что я сдержал слово — я показал вам, что в деревне есть кое-что гораздо более зловещее, чем труп, и даже чем труп, нафаршированный ядом. Черные одежды пастора, нафаршированные шантажистом, тоже заслуживают внимания — и мой живой человек куда смертоноснее, чем ваш мертвец.
