Только не дворецкий - страница 187

— Я полагаю, вы совершили свой утомительный обход, — начал доктор, — и нашли нашу деревню крайне скучной.

Ответ отца Брауна был резок, почти пронзителен:

— Не называйте свою деревню скучной. Уверяю вас, это весьма примечательная деревня.

— Пожалуй, на моей памяти здесь произошло одно-единственное примечательное событие, — заметил доктор Малборо. — Но даже оно случилось с чужаком. Хочу сообщить вам, что прошлой ночью тело без лишнего шума эксгумировали, а наутро я произвел вскрытие. Прямо скажем, мы вырыли труп, буквально нафаршированный отравой.

— Труп, нафаршированный отравой, — довольно рассеянно повторил отец Браун. — Поверьте, в вашей деревне есть кое-что куда более примечательное.

Внезапно наступившую тишину столь же внезапно прервал резкий звук — это доктор дернул старинную сонетку на крыльце стряпчего. Гостей препроводили к знатоку законов, а он, в свою очередь, представил их седовласому господину, чье желтое лицо пересекал шрам, — как оказалось, это и был Адмирал.

К этому времени низенький священник подсознательно уже вполне проникся атмосферой деревни, но сознанием он понимал, что этот адвокат — как раз такой стряпчий, которому пристало быть советником мисс Карстэрс-Кэрью. Однако, будучи древним реликтом, стряпчий все же не казался ископаемым. Возможно, дело было в однообразии декораций, но у священника снова возникло странное чувство, что скорее это его самого перенесли в начало девятнадцатого века, чем стряпчий дотянул до начала двадцатого. Его воротник и шейный платок, в который он прятал длинный подбородок, выглядели почти как старинное жабо, но они были чистые и аккуратно скроенные, да и вообще он производил впечатление сильно высушенного старого денди. Коротко говоря, он, что называется, хорошо сохранился — отчасти за счет окаменения.

Адвокат, Адмирал и даже доктор были несколько удивлены, обнаружив, что отец Браун склонен защищать пасторского сына от тех, кто оплакивал горькую долю пастора.

— Наш юный друг показался мне довольно симпатичным, — сказал он. — Он хороший рассказчик и, смею думать, хороший поэт; а миссис Малтрэверс, которая в чем в чем, а в этом разбирается, говорит, что он хороший актер.

— Очень может быть, — сказал адвокат. — Нов Поттере-Понде, если не считать миссис Малтрэверс, больше склонны задаваться вопросом — а хороший ли он сын.

— Он хороший сын, — сказал отец Браун. — И это весьма примечательно.

— Раздери меня черт, — сказал Адмирал. — Вы хотите сказать, что он любит своего отца?

Священник помедлил с ответом, потом произнес:

— В этом я не уверен. И это тоже примечательно.

— Что, черт побери, это значит? — с флотской простотой спросил моряк.

— Это значит, — сказал отец Браун, — что сын говорит об отце с непримиримой обидой, но при этом с лихвой выполняет сыновние обязанности. Я побеседовал с управляющим банка, и поскольку речь шла о серьезном преступлении, которое расследует полиция, он конфиденциально сообщил мне некоторые факты. Старый пастор отошел от приходских трудов; на самом деле это никогда и не был его приход. Народ здесь довольно языческий; те, которые вообще ходят в церковь, ходят в Даттон-Аббот, меньше чем в миле отсюда. У старика нет собственных средств, но сын зарабатывает неплохие деньги, и старик не бедствует. Пастор угостил меня портвейном, и это был урожай одного из лучших лет; я видел целые ряды пыльных старых бутылок; а когда я уходил, он усаживался за скромный, но весьма изысканный обед в старосветском духе. Все это, видимо, на деньги молодого человека.

— Какой образцовый сын, — с легкой ухмылкой сказал Карвер.

Отец Браун кивнул, нахмурясь, как будто обдумывал какую-то свою загадку, потом сказал:

— Образцовый сын, да. Хотя образец этот выглядит не очень натурально.

В эту минуту клерк принес стряпчему письмо без марки, и тот, бросив на конверт беглый взгляд, поспешно его вскрыл. Пока стряпчий разворачивал бумагу, священник увидел безумные густые каракули и подпись «Феникс Фицджеральд»; он высказал догадку, и адресат утвердительно буркнул в ответ:

— Это все тот актеришка, который не дает нам покоя. У него какой-то вечный спор с другим безвестным фигляром, к делу все это не имеет решительно никакого отношения. Мы все отказываемся его принять, кроме доктора; и доктор говорит, что он сумасшедший.