Шаги стихли, ручка повернулась, и стулья снова хором скрипнули.
Не знаю, какой перемены мы ждали от Уильяма Гентиша, но помню свое чувство смутного разочарования, когда я увидел его в дверях нисколько не изменившимся с нашей последней встречи.
Услышав о смерти дяди и о ее причине, он, казалось, удивился.
Последовал ритуал, которого мне, наверное, никогда не понять. Мистер Даффи не хуже моего знал Уильяма Гентиша и не раз, прохаживаясь зимой по нашим улочкам, бывал обрызган грязью из-под колес его автомобиля, однако теперь угрохал битую четверть часа на установление его личности. Казалось, вопросам не будет конца. Уильям Гентиш хранил на лице свое привычное выражение — такое, будто от всех нас как-то дурно пахло, — но отвечал спокойным, ровным голосом. Он сказал, что вернулся чуть позже обеденного времени, прошел прямо через холл на лужайку и спустился к лодочному павильону.
Когда часы над конюшней пробили пол пятого, он вернулся в дом, намереваясь зайти к дяде, который к этому времени обычно уже просыпался, но передумал, увидев приоткрытую дверь в библиотеку.
Констебль Перкер вел официальный протокол дознания, записывая все слово в слово. Его сдавленный стон служил сигналом, что взятый темп слишком высок, и тогда вопросы прекращались до тех пор, пока он все не допишет. После очередного такого перерыва коронер продолжил:
— Вы говорите, что через приоткрытую дверь услышали, как мисс Мэви звонит доктору Меллану. Но почему это помешало вам встретиться с дядей?
— Я решил, что у него очередной приступ и что ему пока не до меня.
— И вы, следовательно, ничего не знали о телеграмме?
— Какой телеграмме?
Коронер повернулся к констеблю Перкеру:
— Зачитайте, пожалуйста, телеграмму, констебль.
Перкер сперва дописал протокол, затем важно откашлялся, издав голосом подобие барабанной дроби:
— Телеграмма Джону Гентишу, Аббатство Лэнгли, Норфолк. ВЧЕРА ДВА ЧАСА ДНЯ ОБЪЕКТ ТАЙНО РАСПИСАЛСЯ МИРИЭЛЬ ДЕМАР БРАЧНОЙ КОНТОРЕ ДЮК-СТРИТ ТЧК ЖДУ УКАЗАНИЙ ТЧК Подпись: Росс.
Все с интересом наблюдали за Уильямом Гентишем. Мне показалось, будто лицо его окаменело, а на виске сильнее забилась жилка. Констебль придвинул к себе протокол, приготовившись писать дальше, и перечница с солонкой приветствовали его трудолюбие дружным дребезжанием.
— Вы подтверждаете сведения в телеграмме, мистер Гентиш?
— Да.
— И вы не знали, что ваш дядя установил за вами слежку?
— Нет.
— А женились вы втайне, очевидно, из опасения, что дядя не одобрит ваш выбор?
Уильям Гентиш покраснел.
— У дяди был сложный характер. Он не одобрял ничего, что делалось не по его указке. Моя жена прежде пела в варьете. Я думал, со временем дядя успокоится, как это обычно бывало.
— А до той поры?
— Полагаю, он запретил бы мне появляться в доме месяц-другой.
— И вычеркнул бы вас из завещания?
— Возможно.
— А если бы он умер, не успев переписать завещание на вас?
Уильям Гентиш улыбнулся:
— Вряд ли теперь целесообразно обсуждать такую перспективу.
Констебль Перкер издал недовольный стон. Привыкший писать как слышится, он предпочитал слышать знакомые слова.
— Значит, вы раньше не видели этого господина? — Мистер Даффи показал на клерка. Тот вежливо кашлянул.
Уильям Гентиш окинул клерка взглядом, потом снова повернулся к коронеру.
— Не припоминаю. Кто это?
— Сотрудник адвокатской конторы Траубриджа и Хэя. Он приехал по вызову вашего дяди с новым завещанием.
Уильям Гентиш резко обернулся к клерку:
— И дядя подписал?
— Да, сэр.
— Могу я узнать, каково содержание этого документа?
Клерк снова кашлянул, ухитрившись вложить в этот звук вопрос к коронеру, и, прочитав в его кивке утвердительный ответ, объявил:
— Мистер Гентиш завещал все свое состояние фонду исследования рака.
— А в прошлом завещании? — спросил коронер. — Которое он аннулировал?
— Все своему племяннику, Уильяму Гентишу.
Уильям Гентиш принял слова адвокатского клерка стоически, только жилка снова забилась у него на виске. Случайно он встретился взглядом с кухаркой и вздрогнул: так могла смотреть только женщина, никогда не убивавшая дяди, на того, кто дядю убил. Думаю, лишь тогда он начал понимать всю опасность своего положения.