— Ай да Митрий Онуфриев, ай да монастырский слуга… — шумнули в конном капральстве. — Врежь с левой!
Тот не промахнулся и на сей раз. Лушнев обратил к своим подсиненное лицо, завопил истошным голосом:
— Наших бьют! Что ж такое, братцы?!
Пашка, Савоська, Макарка и остальные подошли к драчунам с уговорами: дескать, зряшное дело, надо ль из-за него кровью умываться? Но кто-то зацепил кого-то локтем, оттолкнул не в меру горячо — стенка ринулась на стенку, самозабвенно замолотила кулаками. Рев, матерная ругань, стоны повисли над полем.
От рощи бегом поспевал драгунский вахмистр, сучил нагайкой.
— Разойди-и-ись, мать вашу наперекосяк!
Он вытянул жилистого драгуна поперек спины, огрел второго, с косенькими глазками, круто повернувшись, дал с оттяжкой тупоносым ботфортом по Ганькиной заднице. Из маркитантской палатки, раскинутой невдалеке, запоздало выскочил седоусый ефрейтор, под началом коего находилось капральство.
— Чего они?
— Чего… Смотреть надо!
Усы ефрейтора зашевелились.
— Ты на меня не рычи, вахмистр, еще молод. Говори толком.
— Дерутся! Дубасят один другого почем зря!
Ефрейтор был сдержаннее. Оглядел драчунов, — у них грудь ходуном от запарки! — покивал на Преображенское.
— Туда захотели, жеребцы?
Объяснять и растолковывать было излишне — там сидел Федор Юрьевич Ромодановский, князь-кесарь, начальник тайного приказа. Ходили страшные слухи о его расправах…
Вахмистр покрутил нагайкой перед носами пушкарей.
— Где ваш сержант? Кто он?
Савоська, слизывая кровь с рассеченной губы, ответил:
— Иван Филатыч… вот-вот будет…
— А-а, герой Дерпта! — унтер заметно приостыл, крякнул, вместе с ефрейтором отправился в маркитантскую палатку.
Рекруты переглянулись, загоготали, и словно не было ссоры, не было потасовки, — уселись тесной серо-коричневой компанией, пустили по кругу чей-то кисет.
— Ох и порезвились! — молвил Ганька. — Этак бы всем гамузом немчуру офицерскую скрутить… — Он искоса глянул на далекие башенки дворца. — А мы еще и зазываем: придите, гостеньки милые, поучите!
— Не наша забота, пушкарь, — оборвал его косенький. — Нам бы со шведом поскорее расквитаться и — за дела.
— Какие ж у тебя дела, парень? — недоверчиво справился Пашка Еремеев.
— А такие, например, что батюшке моему, рейтару, еще при царе Алексее Михайловиче пустошь была дарована.
— Пустошь, она и есть — пустошь. В смысле: шаром покати, — рассмеялся Макар.
— Не скажи! — загадочно ответил косенький и, растянувшись на прогретом склоне, мечтательно повздыхал. — Эх, бывал я с батюшкой в Ярославле, на живых торгах. Туда за сотни верст едут, из отдаленных мест. Вот где раздолье! Умный покупщик берет молодых да мастеровитых, на беса ему рухлядь старая сдалась. Или, в крайности, малолетков.
— От матери-отца? — охнул Савоська Титов.
— Купля-продажа, на нее запрета нет… — Рейтарский сын улыбнулся. — Берут аж давних беглых, промежду прочим!
— Наобум? — удивился рязанец.
— А розыск, балда? Его метла все углы прочешет, глаз у подьячих остер! А найдет покупщик беглого ай беглую, — с ними загребает и все семейство новообретенное, коровенок-лошаков. Есть резон? Да и дешевле втрое: за этаких спрашивают от силы рублев семь-восемь, против обычных двадцати! — Косенький с видом знатока покачал головой. — Да-а-а, тонкое дело — торг! Тут не зевай, палец в рот не клади, мигом облапошат. Иной владелец-хитрюга предлагает семью без первого сына. Почему? А потому, что сынок-то — умелец презнатный. Словом, ухо держи востро. Но как когда. За девок, за баб-одиночек не жалей серебра, переплати — на выходе оправдают себя с лихвой… И надо всего-навсего рублев сто — двести. Купил, понимаешь, душ сорок пойманных, усадил на пустошь — никакая чума не страшна!
— Ты, видать, не одну ночь думал, прикидывал, что и как! — усмехнулся Митрий Онуфриев, недавний стрелок по вороне.
— Будь уверен, свое возьму! — Рейтарский сын оглядел серо-коричневый рекрутский круг, презрительно оттопырил губу. — Деньгу строить надо, пентюхи, времечко таковское. Это… кумовья посреди базара повстречались. Один и говорит: «Слышь, подари колесо!» Другой в ответ: «Подари давно помер, а в его дом въехал — купи!» Усекаете, в чем соль?
