После такой «обработки» машина базы МПФ стала такой же замарашкой, как и десятки тех, что встречались на провинциальных дорогах. Сполдинг и Лайонз выехали на шоссе и у трансформаторной будки повернули к Буэнос-Айресу. Сполдинг дал газу; забренчали разбитые панели. У Лайонза на коленях лежала развернутая карта; если она не врала, до Лухана можно было добраться окольными путями, минуя шоссе, и не дать патрулям пехотинцев, что уже, несомненно, высланы с базы, возможность обнаружить машину Дэвида и Юджина.
«Как, черт возьми, все нелепо!» — думал Дэвид. Спастись… спасти и Джин, и себя самого Дэвид мог, лишь пойдя на сговор с врагом, которого он безжалостно бил три последних года. Врагом, которого невероятные обстоятельства… изменники в Вашингтоне превратили в союзника. «Пусть философствуют великие», — так, кажется, выразился Штольц.
Дэвид едва не проехал полускрытые за деревьями ворота поместья Райнеманна. Ведь он был здесь всего один раз, ночью, и привезли его с противоположной стороны.
Дэвид ясно представлял себе, как Райнеманн выкрикивает приказы, и «бентли» и «паккарды» один за другим выскакивают из ворот «Габихтнеста» и мчатся на тихую улочку в Сан-Телмо. А потом — в предрассветные часы — потные от страха наемники едут на уединенный полуостровок под названием Очо Калье. Дэвид с профессиональной гордостью отметил, что ему удалось внести сумятицу в ряды как американцев, так и немцев. И в голове его начинал прорисовываться новый замысел, но пока лишь в общих чертах.
Слишком многое зависело от того, что ожидало его в «Габихтнесте». И от негромких слов Ашера Фельда, в которых сквозила ненависть.
Стоявший у ворот часовой что-то прокричал, четверо других подбежали к машине и распахнули помятые дверцы. Сполдинг с Лайонзом вышли; их тут же обыскали.
Дэвид вертел головой, поглядывая на высокий забор по обе стороны от ворот. Оценивал его высоту, разбирался, как подведено к нему напряжение. От этого зависел его замысел.
Джин пробежала вдоль балкона и бросилась к Дэвиду. Он задержал ее в объятиях на несколько секунд. Хоть ненадолго, но все стало на свои места, и Дэвид благодарил бога за эту передышку.
Райнеманн и Штольц стояли у перил метрах в пяти от них. Узкие глазки финансиста глядели из-под набрякших век на Дэвида одновременно с восхищением и презрением. Был на балконе еще один человек: за стеклянным столиком сидел высокий светловолосый мужчина в легком белом костюме. Сполдинг видел его впервые.
— Ах, Дэвид, Дэвид! Что я наделала! — Джин не отпускала его, он погладил ее мягкие каштановые волосы и тихо ответил:
— Спасла мне жизнь, помимо всего прочего…
— В Третьем рейхе следить за людьми научились отменно, миссис Камерон, — улыбаясь, встрял Штольц. — Мы с евреев глаз не спускаем. Особенно со специалистов. Мы знали, что доктор из Палермо — ваш друг и что полковник ранен. Остальное просто.
— Значит, за человеком, который стоит рядом с вами, вы тоже следите? — спокойно спросил Сполдинг.
Штольц слегка побледнел, бросил скрытый взгляд на сидевшего за столиком блондина:
— Герр Райнеманн понимает меня правильно. Я имею в виду лишь необходимую слежку за враждебными элементами.
— Да, я помню, — сказал Дэвид. — Вчера вы недвусмысленно заявили о прискорбной необходимости некоторых практических мер. Жаль, что вас не было с нами, Райнеманн. Штольц говорил об изъятии денег у евреев… Но я отвлекся. Перейдем к делу.
Райнеманн с кислой миной отошел от перил:
— Согласен. Но сначала, чтобы, так сказать, замкнуть круг, я представлю вам своего знакомого, который прилетел из Берлина. На нейтральном самолете, разумеется. В его присутствии обмен будет поистине подлинным.
Дэвид оглядел человека в белом холщовом костюме. Встретился с ним взглядом.
— Франц Альтмюллер. Из Министерства вооружений, — произнес Дэвид.
— Полковник Дэвид Сполдинг. Из Ферфакса. Раньше работал в Португалии. Глава лисабонской диверсионной сети, — парировал тот.
— Вы шакалы, — добавил Райнеманн, — кусаете исподтишка и несете своим странам лишь бесчестье. Заявляю это вам обоим… А теперь, как вы просили, полковник, перейдем к делу.
