Красная армия словно надела семимильные сапоги.
Французский главнокомандующий чешской армией на самолете спасается бегством в Прагу.
Красные войска форсированным маршем идут вослед самолету.
Победа при Лошонце.
Победа при Мишкольце.
Победа при Кашше.
Победа при Бартфе.
Вперед! Вперед! Вперед!
Словацкая советская республика.
Русинская Красная гвардия.
Вперед! Вперед! Вперед!
Красная армия достигла чешской границы.
В чешском городе Брюнне всеобщая забастовка.
Путь на Прагу свободен!
Вперед! Вперед! Вперед!
А затем… О, если бы только…
Мне пришлось проделать весь этот поход: я был ранен в первом же бою.
Наша рота залегла в рощице, на ружейный выстрел от шоссейной дороги. По ту сторону шоссе — чешские легионеры, справа от нас — чепельские рабочие, слева — будапештские металлисты. Мы лежим в сочной, мягкой, немного влажной траве. Готтесман рассказывает нам о положении на фронте.
— Детская игра, ребята. Взгляните-ка сюда, на полевую карту. Вот эта мушиная точка — Лошонц, тот самый Лошонц, что лежит вон там, в получасе ходьбы отсюда. Итак, здесь Лошонц. А теперь поглядите сюда: от Лошонца до Праги не более вытянутой пятерни, да еще левой — ни на волосок больше. Вот всего и дела. Что же это, скажете, трудная задача для уйпештского рабочего?
— Ну, это в зависимости от того, что будут в топку подкидывать…
— А мы в топку — гуляша…
— Ну, тогда и до Америки доскачем.
— Вот это ладно сказано!
По дороге мчится автомобиль. Маленький красный флажок бьется на радиаторе. Чехи открывают по машине пулеметный огонь. Шофер круто сворачивает на зеленеющую лужайку, лежащую между шоссе и нами. Автомобиль соскальзывает в глубокий ров на краю дороги. Из машины выскакивает Ландлер.
Чешские полевые орудия начинают бить по дороге.
— Ну, что слыхать, товарищи? Чует мой нос — гуляш варите…
— Правильно. Не подсядете ли, товарищ Ландлер?
— Нет, не такой уж я злодей — есть то, что вам принадлежит… Какие будете?
— Мы уйпештские.
— Вот и хорошо. Кто командует?
Готтесман выступает вперед.
— А кто политкомиссар?
Выхожу я.
— Ну прекрасно. Но вижу я, ваш гуляш еще не готов. Может, пока приготовят, проделаете небольшую прогулочку?
— А куда приглашаете, товарищ Ландлер?
— Дело вот какое: чехи сильно теснят наших товарищей под Шалготарьяном. Но если мы прогуляемся в Лошонц, им придется убраться восвояси. Чепельцы — там справа, — и две роты будапештцев уже готовы к атаке. В десять минут могли бы и вы приготовиться.
— Это как же — приказ?
— Не совсем. Главнокомандующий, товарищ Бем, не давал приказа к наступлению, но разве хороший красноармеец нуждается в приказе, чтобы бить врага? А говорят, уйпештцы хорошие революционеры.
— Правильно сказано.
— Так значит?..
Восемь парней помогают вытащить машину изо рва. За это время мы подтягиваемся.
— Только гуляша мне не испорть, — наказывает Готтесман ротному кашевару. — И чтобы соку побольше было… А когда будет готов, то доставь нам его в Лошонц.
— Простынет…
— Разогреем на епископской кухне.
— В Лошонце нет епископа.
— Это не важно. Важно, чтобы ты побольше паприки положил — мясо больно жирное.
Автомобиль Ландлера уже скрылся из виду. Чехи прекратили стрельбу. Из того, что машине удалось скрыться невредимой, можно заключить, что лежат они теперь далеко от шоссейной дороги.
— Готовься! — крикнул Готтесман. В руке у него винтовка с привернутым штыком.
Ландлер сообщил нам, что чепельцы подадут нам сигнал в атаку гусарским рожком. Мы выслали патруль для установления с чепельцами связи, но патруль не возвращается, и сигнала не слышно. Люди в нетерпении переглядываются. Один снова уселся. Другой оставляет винтовку. Еще минута — и все опять улягутся, появится гуляш, а тогда уже их никаким сигналом не поднять. Я толкаю в бок Готтесмана, и он в ответ подмигивает мне: «понял, мол». Приставив ладонь к уху, он прислушивается и внезапно откидывает голову, словно уловил сигнал.
— Готовься! — кричит он. — Братцы! Товарищи! За мировую революцию, вперед!
Готтесман выскакивает вперед. Кровь ударяет мне в голову, и руки, сжимающие винтовку, охватывает дрожь нетерпения. Дикий крик срывается с моих губ, и я кидаюсь вслед за Готтесманом.
