— Значит, ты?.. И я принял от тебя эти…
Шимон протягивает Готтесману просаленную бумагу. Тот не берет. Но увидав, что в бумаге ничего нет, выхватывает и бросает в корзину для мусора. Шимон отходит.
— Пойдем вниз, Петр.
У входа вниз уполномоченные обеих фракций требуют легитимацию. У Петра дело плохо. У него нет никаких документов.
— Я не знаю этого товарища, — говорит дежурный — высокий русый молодой рабочий.
— Можешь пропустить! — кричит Гюлай, стоящий поблизости.
Тогда вмешивается второй постовой:
— Как ваша фамилия, товарищ? Как? Петр Ковач?
— Это не тот Ковач, — грубым голосом вмешивается женщина, похожая на фельдфебеля. — Тот сидит в Сборной тюрьме.
Наконец с большим трудом Петра «легитимируют».
Зал постепенно наполняется. Все лампы зажжены.
Собираются группами. Шепчутся. Кой-где громко спорят.
— Вы замечаете только лишь неудачи. На наши достижения вы закрываете глаза или просто отрицаете, что они есть. А достижений немало.
— Революционный захват земли? Эх-ма! Слыхали мы эту песню.
— Диалектика… Спасибо! Диалектику вы понимаете так: если цель расположена слева, то итти к ней надо справа. Спасибо!
— А ваша диалектика в том, что никогда не исполняете того, что обещаете. Хорошее дело!
Венская венгерская эмиграция… Участники первой Венгерской советской республики. Борцы, пережившие ее крушение. Пионеры борьбы за вторую Советскую Венгрию…
Когда Кун и Ландлер — тотчас же после поражения — из концентрационного лагеря австрийской демократии вновь приступили к созданию коммунистической армии, венская эмиграция составила первую роту этой армии. Эта рота выделяла из своих рядов смелейших из смелых, направляла их в Венгрию, дабы вновь начать борьбу в наиболее опасных местах свирепствующего белого террора. Сюда стягивались остатки разбитой армии. Здесь беженцев превращали в новых бойцов. Здесь зародился план — путем использования демократии стран-наследниц охватить белую Венгрию сетью коммунистических организаций, руководя борьбой извне. С той поры демократия стран-наследниц сбросила маску, — сигуранца, Канцелярия пропаганды, охранка не уступают улице Зрини. Пролетариат стран-наследниц ведет борьбу со своими угнетателями. В Венгрии вновь кипит работа. Убитых заменили новые бойцы. Положение в Вене, значение этого города, задачи венской эмиграции сегодня уже не те, что были два года назад. Тысячи венгерских красноармейцев, прошедших гражданскую войну, сбрасывают форму и возвращаются в Вену с опытом русской революции. Там они пожинали плоды, здесь они должны еще вспахать почву. Что годилось два года назад, сегодня стало непригодным. Что тогда было блестящим оружием, сегодня — ржавое железо. В арсеналах венской эмиграции найдется немало хлама, ненужного даже два года назад. Тот, кто боится сознаться в своих ошибках, кто боится поставить свои действия под перекрестный огонь критики, тот к старым ошибкам прибавляет новые. «Нет, не наши ошибки погубили Советскую Венгрию, — с самого начала она была мертворожденной»…
Ряды первой роты расстроились. С паровой машины сорваны ремни. Колеса еще крутятся по инерции — одно вправо, другое влево. Срединное, основное колесо так и бьет энергией. Приближается машинист. Вот он уже подошел. Раскрыл ящик с инструментами. Машину надо ремонтировать. Колеса, еще пригодные к работе, надо поставить на правильный ход. Непригодные — удалить.
На собрании присутствует представитель Коминтерна. Не то Бухарин, не то Радек.
Собрание открыл Гусак-Киш в пять минут первого. Он пригласил товарищей соблюдать «спокойствие и порядок», достойные «великого прошлого и полного надежд будущего Венгерской партии».
Час. Два. Три. Четыре. Пять.
Оратор за оратором. Аргумент за аргументом. Каждый незначительный эпизод, каждая мельчайшая деталь по подготовке венгерской революции, стотридцатитрехдневной диктатуры, ее поражения, работа последних двух лет на каждом фронте, подробности каждого выступления проходят перед слушателями. Каждый оратор освещает какую-нибудь главу из истории последних лет. Каждый воскрешает какой-нибудь забытый эпизод. И каждый эпизод звучит аргументом — в ту или иную сторону. Аргумент против аргумента. Вначале характер спора еще насыщен отравленной атмосферой эмигрантских кафе. Но важность трактуемых вопросов не терпит легкомысленного тона. Значение партии… земельный вопрос… партия…
