Один грузовик отъехал, и тогда на второй бросили отчаянно сопротивлявшуюся Наташу.
Легионеры, словно выполняя хорошо заученный гимнастический номер, с молниеносной быстротой вскочили на грузовик. Загудели моторы, и облако пыли поглотило мчавшиеся автомобили.
Когда разбуженные шумом соседи высыпали на улицу, пыль уже улеглась.
Тимко протер глаза, будто очнувшись от сна. От пережитого волнения и страха руки и ноги у него были точно налиты свинцом. Ольга положила ребенка на кровать и подбежала к мужу. Схватила его за ворот рубахи и сильно встряхнула.
— Помогите!.. — закричала она вдруг.
Тимко с минуту молча глядел на нее, потом оттолкнул от себя и, как был, полуодетый, выскочил из дому.
Он со всех ног пустился бежать к заводу.
Дремавший в воротах сторож испуганно вскочил.
— На завод? Нельзя…
— Пожар! — крикнул Тимко.
— Ты, может, пьян?
Но к Тимко уже подбегали люди. Сторожа, тщетно пытавшегося их урезонить, попросту отпихнули в сторону и помчались к химической фабрике, где работала ночная смена.
Несколько минут спустя пронзительно завыли гудки.
— Пожар… Пожар…
Тимко из конторы позвонил по телефону в Полену. Пришлось прождать минут десять, прежде чем позвали младшего брата Гонды. Тимко не мог устоять на месте от нетерпения.
— У нас пожар! — выкрикнул он в трубку, когда младший Гонда, наконец, отозвался. — Ударьте в набат. Пусть каждый, у кого руки-ноги целы, тотчас же спешит в Свальяву. С топорами и цапинами, а у кого есть оружие — тот с оружием.
— С оружием? На пожар? — удивился Гонда.
— Вот именно — с оружием.
— Так вот каков у вас пожар! Наконец-то!..
Не дольше, чем через час, из Полены в Свальяву отправился первый поезд. Люди облепили даже буфера. Множество топоров и цапин придавали поезду сходство с огромным ощетинившимся ежом.
Били в набат.
В седьмом часу отошел второй поезд. Третий стоял под парами, поджидая дровосеков, живших далеко. Но к девяти часам и он прибыл в Свальяву.
Петра бросили на грузовик полуголым. Одежду и башмаки швырнули туда же. На каждом ухабе голова Петра колотилась о борт автомобиля. Один из легионеров, рыжеватый курносый парень, сунул Петру под голову его одежду, а затем, после некоторого колебания, скинул с себя защитного цвета шинель и прикрыл ею дрожавшего от утреннего холода арестанта.
Грузовики мчались к Мункачу.
Замок сиял в золотом блеске.
Город медленно просыпался.
Грузовики шли переулками, избегая больших улиц. Остановились у заднего подъезда серого каменного дома.
Петра, завернув в шинель легионера, вытащили из автомобиля и, словно вещь, поволокли наверх.
Стол, стул, койка. Выбеленные стены, окна с решеткой. Над дверью портрет Вильсона.
Петра швырнули на койку. В замке дважды щелкнул ключ. Петр остался один. При каждом движении веревка врезалась в руки, ноги ныли от стягивавших их ремней.
Петр с огромным усилием перевернулся и лег на живот. Старался ни о чем не думать и заснуть.
Он не знал, сколько прошло времени, но солнце стояло уже высоко, когда опять щелкнул замок. В камеру вошел бритый блондин в пенснэ, в синем костюме и желтых ботинках.
— Не помешаю, товарищ Ковач? — обратился он к Петру по- немецки.
— Пока не снимут с меня ремней, ни с кем говорить не стану, — ответил Петр.
Незнакомец кивнул головой и крикнул что-то по-чешски в дверь.
Вошел легионер. Отставив к стене винтовку, он развязал веревки и ремни. Петр попытался встать и не мог. Ноги болели еще сильнее, чем тогда, когда были в ремнях. Он лег на спину и неподвижно уставился в потолок, точно в камере никого, кроме него, не было. Человек в пенснэ услал легионера и придвинул стул к самой койке.
— Разрешите назвать себя, товарищ Ковач: я доктор Губер, начальник канцелярии пропаганды. Вы оказали бы мне большое одолжение, товарищ Ковач, если бы ответили на несколько вопросов или, вернее, побеседовали бы со мной по некоторым вопросам. Угодно папиросу?
Петр с большим трудом приподнялся на койке. Губер пристально следил за каждым его движением и, когда тот стонал от боли, сочувственно покачивал головой.
— Закуривайте, товарищ Ковач.
Он протянул ему свой серебряный портсигар.
— Бросьте комедию, я не новичок, — ответил Петр. — Скажите прямо, чего вы хотите.