Не следует здесь ничему удивляться, ибо каждый видит то, что рисует его воображение. Что же до этих рыцарей, коли это достойные люди, не замедлят они сюда явиться.
И король отправился к мессе, а затем отобедать. К вечеру сообщили ему, что приближаются четверо рыцарей. Услышав о том, король вышел к воротам Скалы и сел на помост вместе с королевою, все придворные последовали за ними и стали в ряд по обе стороны от помоста.
А теперь, сеньор, я расскажу вам, в каком великолепии предстали рыцари перед королем. Впереди шли мальчики-пажи, одетые в расшитые золотом камзолы, их свободно свисающие на поясе рубахи без рукавов также сплошь были украшены искусной вышивкой, а штаны расшиты красивыми жемчужинами. Каждый вел за собою льва, держа в руке шелковый с золотом шнурок, привязанный к толстому золотому львиному ошейнику. И так, как описано, шествовали пажи первыми. За ними ехали верхом четверо рыцарей на белых английских скакунах, под одинаково расшитыми попонами из лилового бархата. На рыцарях были одежды из темной камки с широкими прорезными рукавами и парчовые камзолы, голову и шею укрывала черная бархатная накидка, поверх которой они надели соломенные шляпы, украшенные на самом верху золотыми пластинами, на шее у рыцарей были тяжелые золотые цепи. Сапоги были из мягкой черной кожи, с вытянутыми носами, к которым очень шли золотые шпоры, подкладка — из тонкого сукна, отвороты же расшиты крупным восточным жемчугом. Рыцари были опоясаны мечами, накидка на голове едва позволяла видеть их глаза, и весь их торжественный вид и манеры изобличали знатных и благородных сеньоров. Истинно сказать, никто из прочих рыцарей, прибывших на празднества, не поразил столь сильно всех присутствующих своим появлением.
Подъехав к королю, рыцари спешились и поклонились, перед королевой же они опустились на одно колено. Король и королева ответили на их приветствия и вновь сели на помост. Почти полчаса стояли рыцари в полном молчании, глядя на их величеств и на королевскую свнту: и никто не признал их, они же, похоже, узнали многих — как своих вассалов, так и иноземцев.
И вот, когда вволю нагляделись рыцари на присутствующих, подошел к ним мальчик-паж вместе со львом. Один из рыцарей положил в львиную пасть грамоту и, склонившись ко льву, прошептал что-то ему на ухо. И никто не смог разобрать его слов. Лев же направился прямо к королю и приветствовал его поклоном, словно человек. Королева, увидавши льва, идущего навстречу, немедля вскочила и хотела было броситься прочь, а за нею и все девицы ее свиты. Однако король удержал ее и просил вновь сесть, сказав, что даже звери, прибывшие ко двору его вместе со столь достойными рыцарями, никому не могут нанести урона. И поневоле пришлось королеве вернуться на свое место. Однако неудивительно, что обуял ее такой страх, ибо было тут отчего испугаться.
Но лев оказался совсем ручным и даже не пытался кого-либо тронуть. Держа свиток в зубах, он подошел прямо к королю, и храбрый король безо всякого страха вынул свиток изо львиной пасти, после чего лев улегся у его ног. Грамота же была такого содержания:
«Пусть узнают все, кто прочтет это письмо, что податели сего, четверо братьев по оружию, предстали перед Римским сенатом и перед кардиналом Пизы, кардиналом Террановы и кардиналом святым Петром Люксембургским, и перед Патриархом Иерусалимским, и перед мессером Альберто де Кампобайшо, и мессером Людовиком Колондским, и просили меня, императорской волею произведенного в нотариусы, официально подтвердить, что они есть истинно родовитые рыцари с четвертого колена, а именно - по отцу и матери, по бабке и деду, и никто на свете не смеет усомниться в их высоком роде и звании. И в знак правдивости этих слов ставлю я под сим свой знак королевского нотариуса. f Амбросино Мантуанский. Писано в Риме, второго марта года одна тысяча...»
