Я со многими до сих пор общаюсь, с кем я встретилась в метро. Тогда же я начала набирать всякие знания про то, куда обращаться женщинам после изнасилования, куда обращаться женщинам в случае домашнего насилия, начала более практические знания приобретать. И я часто в метро сталкивалась с тяжело травмированными женщинами, для которых я была первым человеком, которому они рассказали, что их, например, изнасиловали или что их избивает муж.
И это, конечно, тяжелый опыт, когда ты оказываешься таким слушателем. Помню один случай, я ехала с плакатом. «Неважно, в чем одета жертва, в насилии виноват всегда только насильник». И напротив меня сидел мужчина с «дипломатом», лет 55, наверное. И я видела, как его прямо бесит мой плакат. Потом он, видимо, решился и через вагон сказал мне: «Девушка, как вы вообще смеете ехать с таким плакатом? Вот у меня дочь вашего возраста». Я думаю: «Класс, дочь, есть о чем поговорить». – «И вы, вы внушаете девушкам, например, моей дочери, что они могут выглядеть как им угодно. А изнасилуют их потом из-за вас, потому что одобряете то, как девушки сегодня выглядят». Я начала говорить факты. Что одежда не влияет на вероятность быть изнасилованной. Он отвечал, что девушки часто сами нарываются, сами виноваты и провоцируют.
Тогда я решила впервые за весь тихий пикет обратиться к вагону, к тем, кто нас слушал: «Девушки, вы с кем согласны – с ним или со мной?» Они говорят: «С вами». Так я была уже не одна. А он продолжает: «Вы знаете, у меня в 90-е умерла жена. И знаете, как она умерла? Ее убили. Я ей говорил, зачем ты выходишь в России в 90-е в шубе и в бриллиантовых сережках? И вот она не послушала меня и все равно вышла. И вот ее ограбили и убили». И тут я понимаю, что он говорит с горьким чувством, для него это до сих пор личная трагедия. И при этом все равно винит ее, а не тех, кто это с ней сделал. И меня это поразило.
И тогда уже в разговор включились все, кто был вокруг меня, они начали говорить: «Нет, ну ты че, мужик». В общем, вся моя часть вагона стала разговаривать про насилие над женщинами. Девушка, сидевшая слева от меня, сказала мне спасибо и что она тоже сталкивалась с изнасилованием. Такой был гвалт вокруг.
– Раз люди так реагируют, получается, что есть огромный запрос на горизонтальную коммуникацию.
– Да, вообще многие люди устали от площадок, присвоенных какими-то вертикальными структурами. Я в разных проектах это замечаю, потому что мы часто делаем проекты про коммуникацию. И есть запрос на разговор, в котором еще не выстроена система властных отношений. И все еще устали от того, что мало ведется настоящих дебатов с идеологическими противниками.
– Удивительно, что, несмотря на все страхи, реальной-то опасности не так много оказалось.
– Да, меня много раз спрашивали, с какой жестью мы столкнулись. Но, к моему удивлению, жести было очень мало. И очень-очень много – это отмечали многие – открытых, реально крутых разговоров между активистами и людьми, которые к ним подходили. При этом это были люди, часто не согласные с нашими плакатами. И все равно все расходились удовлетворенные. Многие тихопикетирующие писали в конце отчета, что мы пожали друг другу руки. Так это было.
– Я поняла эту позицию про принципиальную не оценку эффективности. Но если все-таки говорить про цель и смысл, радость того, что происходило, это было что? Как бы ты сформулировала?
– Во-первых, мне кажется, что, несмотря на то, что сейчас я выступаю в амплуа депрессивной активистки, в неведомых мирах все сдвигается и продолжает сдвигаться благодаря этой акции. Я уже не имею к ней отношения, но вижу, что люди продолжают объединяться, некоторые люди, которые вышли из тихого пикета, начали писать какие-то невероятные тексты, вести блоги на те темы, о которых они впервые в жизни высказывались в рамках акции. Многие стали системными активистами. Даже один разговор может изменить жизнь человека или стать последней каплей в его готовности к переменам.
Однажды мы говорили с незнакомой девушкой в метро о том, зачем нужен феминизм в XXI веке, она тогда мне доказывала, что феминизм не нужен, что тупые фемки все придумали. Прошел год. Она нашла меня в соцсетях. И написала, что очень часто возвращалась мысленно к нашему разговору. Стала читать феминистскую литературу. Потом у нее подруга столкнулась с сексуальным насилием. В общем, теперь она феминистка, у нее есть младшая сестра, и она ей рассказывает про феминизм. Наш разговор, по ее словам, стал для нее переломным.
