— Ты что?
Он указал на людей в брезентовых робах, с баграми в руках, на катер, что тянул кошель до середине реки.
— Туда бы, к ним!
— Так и примут, держи карман шире…
Но он все же пошел к сплавщикам. Спустившись с берега, оглянулся. Увидел: жена, выжидаючи, стояла у кибитки, не сводя взгляда с него, а поодаль стоял еще молодой цыган, Василек, первейший танцор в таборе, не раз жаловавшийся, что для него нет тут простора. Петр помахал им рукой и ускорил шаг. Через несколько минут он уже разговаривал с начальником сплавучастка.
— Из табора? А не сбежишь? Мы работникам рады, но чтоб без обмана! — предупредил его начальник.
А на другой день в списке сплавщиков прибавилось новое имя: Петр Алексеевич Федотов.
Об этом немедленно узнал старшой. Вздернув на затылок картуз и поигрывая плеткой, он рявкнул:
— Продался? Своим изменил? Винись, пока не поздно!
— Нет! — отрезал Петр.
Первый раз в жизни он не послушался старшого.
Тотчас же над ним просвистела плетка и больно ожгла шею и плечо. Игнат замахнулся было и второй раз, но, увидев, как сурово насупился Петр, отступил назад, к кибиткам.
Когда Петр пришел на берег, сплавщики заметили, как треплет его нервная дрожь, и протянули ему кисеты.
— Покури, да и начнешь…
В этот день его поставили вместе с чернявым, хмурым на вид мужчиной и рыжим баламутистым малым на протоку, забитую лесом. Еще пока он шел к протоке, рыжий толкал чернявого:
— Гли-ко, как багор-то держит — за рогульку. Работничка взяли!
До позднего вечера пришлось выводить лес из протоки. С непривычки новый работник «нахватал» руки, набил волдырей. Усталым вернулся в избушку, где собрались люди на ужин. И задумался: «Может, зря я ушел от своих, может, не за свое дело взялся?»
— Петро, ты чего? Бери ложку, подкрепляйся! — сказал ему старый, степенный сплотчик Ефим.
Поужинав, Петр прикорнул в уголке. «Может, — продолжал он размышлять, — в темноте и податься к своим? Не выйдет же у меня тут ничего. Вон руки-то…» Но тут же вспомнил о старой жизни. Нет, обратный путь отрезан. Да и нечего жалеть. Только вот это неумение. Неужто так-таки ничего и не выйдет?
На память пришел давний случай. Вот так же впервые послали его, тогда еще безусого паренька, в деревню к одному безлошаднику вспахать заросшую бурьяном полоску. А лошадь дали слабенькую. Никак не тянула, хоть все бросай. Но он нашел выход: сам впрягся в пристяжные и вспахал все-таки полосу. Тяжело было, руки-ноги подгибались, но выдюжил. А сейчас, при теперешнем новом деле?
Он взглянул на сплавщиков, еще сидевших за столом; они неторопливо разговаривали, дымя цигарками. В разговор о сплаве вплетались и житейские дела — о предстоящих свадьбах, о том, кто куда из сыновей и дочек собирается ехать учиться, кто явится сюда, к отцам, на подмогу. Какая же это согласная, дружная семья! И Петр закивал сам себе: уж если тогда я один не отступил, то теперь, в такой артели, и сам бог велел. Обязан ты, Петро, выдюжить!
С этой мыслью он и заснул, не смог и в кибитку свою заглянуть. А она стояла уже отдельно от табора — старшой распорядился «изгнать изменщиков». Ночью рыжий толкнул Петра в бок:
— Вставай, работничек!
Открыл глаза: в раскрытую дверь избушки доносился свист ветра, шум ливня; сплавщики один за другим выскакивали в темень бушующей ночи. Петр тоже вскочил и, накинув на плечи пиджак, бросился вон, под дождь и ветер. Кто-то сунул ему в руки багор, да так неаккуратно, что лопнули волдыри. Он поморщился от боли, но не остановился, вместе со всеми бежал по берегу, еще не зная куда именно.
Только миновав первый изворот реки, все остановились, и Петр увидел, какую беду принесла буря. В устье протоки прорвало кошель с лесом. Древесина хлынула в Лунгу и, подгоняемая волнами, густо пошла вниз. Всю ее грозило разнести, погубить.
Петр не запомнил, кто его толкнул в лодку и подал канат, только услышал:
— Быстро на ту сторону!
Вместе с ним опять оказался рыжий. Вдвоем они быстро пересекли реку и закрепили канат на мертвяке. Потом ринулись вниз, вдогонку уплывающему лесу. На середине реки лодку зажало бревнами и перевернуло. Петр сумел ухватиться за борт, но напарник растерялся, не успел ни за что зацепиться, его немедленно потянуло вглубь. Раза два вскрикнув, он погрузился с головой. Петр нырнул и выволок его на бревна. Но бревна были такими скользкими, вертячими, что то и дело сбрасывали с себя и Петра и его перепуганного напарника. С большим трудом удалось Петру вытащить его на мель.
