На стенах – крики, суета. Заскрипел тяжелый засов.
– Именем княжны Агделайды Краковской, открывайте! – подхватил Янек.
И – о чудо! Створки ворот приоткрылись. Ровно настолько, сколько требовалось, чтобы между ними смог протиснуться человек на лошади. Партизаны двинули коней по шаткому мосту.
Завидев щель в крепостных воротах, татаро‑монгольские стрелки с визгом и гиканьем бросились в атаку. Но к стенам цитадели из пылающих городских кварталов подтянулось еще слишком мало кочевников. Силенок для решительного штурма пока не хватало, а потому лишь несколько вражеских всадников смогли прорваться сквозь град стрел.
Бурцев въехал во вроцлавскую цитадель последним. Услышал, как позади застучали о дерево мостков копыта резвых степных лошадок. Потом с грохотом обрушилось подвешенное на крючьях бревно.
Мост развалился, подняв тучи вонючих брызг. Вместе с его обломками в грязный ров упали два монгольских конника. Остальные кочевники спешно отступали обратно – за рыночную площадь.
Глава 38
Как только Урода влетела на крепостной двор, громыхнул засов. Ворота заперты. Спасены!
Бурцев соскочил с лошади, огляделся. Спасены ли? Обступившие партизан люди не спешили прятать обнаженного оружия. Безрадостные, уставшие, черные от грязи и копоти лица вроцлавцев смотрели хмуро, в глазах читалась злость и обреченность загнанного в ловушку зверя. Горожане, что, отступая от внешних стеь к внутренней цитадели, собственноручно жгли родньк улицы, не производили впечатления приятных собеседников.
– Кто здесь главный?! – обратился к угрюмый воинам Збыслав. – У нас раненые, нужна помощь.
Из толпы защитников Вроцлава вышел широкоплечий и широколицый человек в неброских, но добротных доспехах. Прочный островерхий шлем, кольчуге со стальными пластинами на груди, большой прямоугольный щит для пешего боя, чуть изогнутый – прообраз знаменитой польской сабли – меча.
– Члены городского совета, главы купеческих и ремесленных гильдий, а также вроцлавский епископ покинули город, как только стало известно о прибли жении богопротивного Измайлова племени, – пробасил незнакомец. – Князь Казимир Куявский, гостивший здесь с позволения нашего господина силезского князя Генриха Благочестивого, тоже отбыл. Поэтому никого главнее меня вы в этой крепости не найдете.
Партизаны молча воззрились на незнакомца, и тот продолжил после непродолжительной паузы:
– Меня зовут Бенедикт. Я воевода вроцлавского гарнизона. А кто вы такие?
Бенедикт обращался к Освальду, безошибочно распознав в кучке чужаков единственного рыцаря.
Добжинец при помощи Збыслава кое‑как сполз с седла. Говорил он тихо, поддерживаемый верным оруженосцем. И все же в его кратком ответе прозвучало неистребимое достоинство истинного польского шляхтича:
– Я – Освальд Добжиньский. Со мной мои люди.
Бенедикт нахмурился:
– Наслышан о твоих лесных разбойниках, Освальд из Добжиньских земель.
Збыслав вскинулся, звякнув цепью кистеня. Вроцлавцы предостерегающе подняли мечи. Освальд слабым жестом приказал оруженосцу унять гнев и чуть слышно прохрипел:
– Если ты происходишь из благородного рода, воевода Бенедикт, я готов немедленно скрестить с тобой мечи за те оскорбительные слова, что…
Глава вроцлавского гарнизона досадливо отмахнулся:
– Не в моих привычках добивать раненых, нуждающихся в моей же помощи. Я сюда поставлен для другого – защитить город. Или хотя бы то, что от него еще осталось. А ты и твои люди изрядно поспособствовали мне в этом. Ведь именно ты, Освальд из Добжиньских земель, пожег осадные орудия язычников у восточной стены. Я благодарен тебе за это и не трону тебя, хоть за твою голову тевтоны, мазовцы и куявцы обещают нешуточную награду.
– Его благодари, – Освальд указал на Бурцева. – Это была затея моего оруженосца Вацлава.
Бенедикт лишь мельком взглянул на Бурцева, раскланиваться и говорить с оруженосцем – много чести.
– Хорошо, – вновь обратился Бенедикт к добжинцу, – покончим с этим. Пусть за тобой охотятся орденский магистр и его приспешники из Мазовии и Куявии. Вроцлаву твои люди зла не причинили. Скорее, наоборот. А потому можешь чувствовать себя за этими стенами в безопасности. У меня только один вопрос к тебе, Освальд Добжиньский.