– Дмитрий?! Жив!
– А что со мной сдеется? – Новгородец по очереди обнял Бурцева и Бурангула. – Рад, что и вы уцелели, браты!
Судя по медвежьей хватке десятника, Дмитрий вовсе не был бесплотным духом.
– Тебя ж копьем сшибли!
– Ну и сшибли, ну и что… Не впервой. Хороший доспех да добрый поддоспешник меня уберегли. В грудях болит, правда, но ребра и потроха вроде целы. Так что еще повоюем.
– А с головой как? – поинтересовался Бурангул.
– Оно тоже не страшно. Голова моя покрепче других будет. Когда меня с коня свалили, шелом прямо под копыта укатился. Так я бегом – к убитому рыцарю, нахлобучил куявский горшок – негоже ведь идти под мечи с открытой черепушкой – и снова в драку. Но какой‑то супостат сбоку подобрался и как… В общем, я даже не понял, чем меня приголубили – булавой, цепом али кистенем. В глазах сразу свет померк – и дух вон. Очнулся уже под вечер. Чувствую, кто‑то стянул с меня шлем и берет за ухо. Глядь, а это дружинник ханский ухо мне кинжалом резать собрался. Ну, я его самого того… кулаком в ухо. Он – в крик да за саблю. Принял, слышь, меня за раненого куявца. Лишь когда я его по‑нашему, по‑русски обложил, признал и сабельку свою в ножны упрятал.
– И чего? – невольно улыбнулся Бурцев.
– А ничего. Куявский шелом помят, мой – лошади затоптали. Но ничего, я себе другой добуду.
– Добудешь, – угрюмо согласился Бурангул. – Сегодня много голов с плеч послетало… Знай только – вынимай из шлемов.
– Что верно, то верно, – помрачнел десятник. – Сколько ж тут народища‑то порублено да постреляно?! Сколько душ загублено?!
– Кхайду‑хан не меньше тумена потерял, – сказал Бурангул. – Поляков, тевтонов и прочих рыцарей, союзников, наемников да кнехтов Генриха Силезского – и того больше полегло.
– А новогородская дружина как?
– Семь десятков от той дружины и осталось, – ответил Бурцев. – Твой десяток весь до единого тевтоны да куявцы вырубили.
– Худо, – сокрушенно вздохнул новгородец. Помолчали.
– Ну, а твои‑то что, Бурангулка?
– Почитай, из сотни полусотня уцелела.
– Ох, худо.
– Могло быть хуже, русич. Если б подошла к Генриху подмога богемского князя. Если б не было у нас огненных стрел китайского мудреца. И если бы Вацалав не удумал, как в самом начале битвы остановить тевтонов.
Возражать Дмитрий не стал – нечего было возразить. Новгородец обратился к Бурцеву:
– Как дальше‑то нам быть, Василь? Идти с ханом или возвращаться пора? Сегодня ведь вроде переломили мы хребет орденской свинье, уберегли Русь‑матушку. Что мыслишь, а, воевода?
Мысли на этот счет у Бурцева имелись четкие и ясные.
– Еще не уберегли, – возразил он. – Конрада Тюрингского добить надо. Магистр‑то сбежал. И впредь не угомонится. Оправится от поражения, дождется, пока Кхайду‑хан из Польши уйдет, соберет новое войско и поведет в крестовый поход на Русь.
Он замолчал. Это была лишь одна причина, по которой надлежало поскорее добраться до тевтонского магистра. И пожалуй, для Бурцева даже не наиглавнейшая. Драться с Конрадом он будет в первую очередь из‑за Аделаиды.
Дмитрий согласно кивнул:
– Твоя правда, Василь. Не след нам возвращаться на Русь, пока Конрад жив. Вот достанем магистра, тогда, даст бог, и двинем обратно.
– Ага, если хан отпустит, – усмехнулся Бурцев. – После сегодняшней битвы Кхайду хорошими воинами разбрасываться не станет.
И Дмитрий, и Бурангул посмотрели на него как на умалишенного.
– То есть как это не отпустит?! – удивился новгородец. – На то у нас уговор с ханом, а уговор дороже денег. Мы ж не наемники али подневольники какие. По доброй воле в поход шли. А коли воли не будет, что ж Кхайду с нами навоюет‑то?
– Хан всегда договоры блюдет, – вставил слово Бурангул. – Как можно обмануть того, с кем бок о бок сражаешься? Как надеяться на обманутых союзников в бою?
Вот те и пресловутое восточное коварство! Вот те и вероломство азиатское! Принципы, однако, у хана Кхайду. Прямо‑таки кодекс рыцарской чести.
– Не, Василь, не сумлевайся даже! Хан воинской клятвы и договора не нарушит. Да и нет корысти Кхайду отношения с русичами портить. Русь‑то она преградой стоит между степью и рыцарями тевтонскими. Посему татары хотят видеть в нас миролюбивых союзников, а не обозленных ворогов.
