Воспользовавшись замешательством врага, пожилой солдат сделал выпад вперед и ударил его штыком в грудь. Рустем почувствовал острую боль. В глазах потемнело. И тут он услышал крик:
— Рустем! Брат мой! Откуда ты?
Юноша напряг всю свою волю и всмотрелся в растерянное лицо молодого солдата. Да, он не ошибся: перед ним был его родной брат.
— Фикрет? Это ты? — не помня себя закричал Рустем. — Так вот как нам довелось встретиться?! Какой позор для семьи Дульгера-Саледина!
Собравшись с последними силами, он замахнулся карабином и ударил брата прикладом по голове. Глаза Фикрета дико расширились, он хотел что-то крикнуть, но не смог и повалился боком на пол.
Рустем поднял приклад на опешившего старого солдата, но вдруг зашатался и, уже падая, потерял сознание.
Была одна из ночей глубокой осени. Дождь перестал, но по руслу Чатал-Дере еще неслись мутные воды. На шоссе около Бадемлика показались два всадника. У одного из них из-под остроконечного шлема со звездой выглядывал конец белого бинта, У другого была перевязана правая сторона груди, и он сидел на седле как-то сгорбившись.
Усталые лошади шли медленным шагом. Всадники дремали, покачиваясь в седлах. Они свернули с шоссе и направились по извилистой узкой дороге к дому Саледина-ага, в нижнем окне которого еще горел свет. Тот, кто был в шлеме, въехал во двор. Солдат же с перевязанной грудью, поворачивая коня от ворот, тихо проговорил:
— Сеттар-ага, вот мы и в родном Бадемлике. Посмотри на эти высокие горы, как они вольготно дышат! Передай, пожалуйста, моей матери, что я скоро, очень скоро приду, — и направил коня в сторону Джума-Джеми.
У ворот дома Гафара-ага он спешился и негромко постучал в калитку. На веранде показался чей-то силуэт, а через минуту во дворе послышались торопливые шаги.
— Кто там?
— Я, Рустем.
Калитка мгновенно открылась. Гуляра бросилась в объятия воина.
— Наконец-то, Рустем! Наконец-то вы приехали, сердце мое! Жизнь моя! О, как я ждала вас! Вы говорили, что приедете, когда созреют кандили… Помните, родной? Они зрели уже дважды! Пришли и ушли две осени! А вас все не было! А отец? Вы не видели его, Рустем?
— Видел. Дядя Гафар погиб на Перекопе. Он был храбрым советским солдатом, моя дорогая, моя единственная…
— Погиб?! Мой отец погиб? О, судьба! Юноша крепко прижал Гуляру к своей груди и в наступающей тишине услышал, как ветви двух могучих высоких дубов, с незапамятных времен росших над рекой Чатал-Дере, всколыхнулись над ними под дуновением поздней осени.