— Ах, дитя мое, — ответила за дочь Суваде-апте. — Как не измениться? Чего только мы не пережили без отца! Легко ли одним женщинам? Садись, Рустем!
Дрожащими от волнения руками Гуляра взяла из буфета поднос и быстро вышла. Проводив ее пристальным взглядом, Рустем огляделся вокруг. Он был впервые в этом доме. Дубовые комоды, гардеробы, широкие застекленные шкафы, блестящий полированный круглый стол посреди комнаты, развешанные по стенам картины с красивыми пейзажами, большое трюмо, дорогие пушистые ковры… Такого убранства не было ни в одном доме во всей деревне. Разве только у Джеляла или Кязим-бея…
Усевшись в мягкое кресло, Рустем продолжал рассматривать комнату. Его внимание привлек висевший на стене портрет. Кто же это такой? Как будто знакомое лицо. Кажется, этот портрет он видел когда-то в школе. Ах, да… издатель «Терджимана».
Потом он перевел взгляд на старуху. Суваде-апте еще года три тому назад выглядела миловидной женщиной, а сейчас сильно сдала: похудела. Постарела. Ее большие лучистые глаза потускнели, румяные щеки поблекли. Да, горе тяжко сказалось на ней! Взяв медный кофейник, она вышла из комнаты.
Гуляра поставила на стол поднос с орехами и яблоками.
— Как вы тут жили? — не отрывая взгляда от ее бледного лица, спросил Рустем.
Девушка отвела от Рустема большие блестящие глаза и тихонько вздохнула:
— Папы нет. Брат долгое время скрывался по деревням, а потом его угнали немцы. Мы сами ничего не смогли посеять. Трудно дома без мужчин. Но я страдала не только от нужды. Я… я боялась за вас. О, как я вас ждала!
Отвернувшись, она вытерла набежавшие на глаза слезы.
Сердце Рустема дрогнуло. Он хотел подойти к девушке, но неожиданно в комнату вошла Суваде-апте. Она несла в маленьких золоченых чашечках-фильджанах кофе.
— Рустем, тебе ни разу не привелось встретиться с нашим отцом? — спросила старая женщина. — Может быть, ты слышал о нем что-нибудь?
— Нет, Суваде-апте. не хочу вас обманывать. Ни от кого о нем не слышал. Но я уверен, что он жив и здоров.
— Ах, сынок, если бы это было так!
— А почему так не может быть? Я вот побывал чуть ли не в геенне огненной, а, слава аллаху, ничего не случилось. Только один раз штык немца чуть-чуть распорол мне кожу. Гафар-ага — грамотный, ученый. Он мог найти какую-нибудь подходящую работу в штабе. Скорее всего, он даже не участвует в боях.
— Почему же он тогда ничего не пишет?
— Наверное, пишет. Я вот тоже написал семь писем, но ни одного из них дома не получили.
Во дворе раздался женский голос, звавший Суваде. Она вышла на веранду.
Рустем вернулся к молчаливой, задумчивой Гуляре.
— Вы, говорите, грустили обо мне? — спросил он взволнованно. — Это верно, Гуляра?
Девушка, покраснев, молча кивнула.
— Вы так внезапно исчезли из деревни. Урядник разыскивал вас полгода. Я боялась, что попадетесь.
Он распустил слух, будто вы убили Исмаиля. Если бы вы знали, как зверски избили за это вашего отца. Он еле выжил! Что, если урядник увидит вас здесь?..
— Прошли времена Джелял-бея! — воскликнул Рустем. — Вся власть сейчас в руках народа. Как жаль, что я должен завтра уезжать!
— Опять уезжаете? А разве война еще не кончилась! Разве мало я вас ждала? — воскликнула Гуляра.
— Скоро кончится. Вернется Гафар-дайы[23]…
— Настанет ли когда-нибудь такой день? Я очень устала. Как будто все горы и скалы Бадемлика обрушились на меня, — прошептала девушка.
— Я скоро вернусь навсегда, Гуляра! Мы будем счастливы!
Рустем подошел к девушке, обнял и поцеловал ее в зардевшуюся щеку.
— Три года назад на свадьбе Ризы я встретила вас, Рустем, — тихо промолвила Гуляра. — Увидела вас, и все на свете изменилось. С тех пор я не знаю покоя. Вы уезжаете, и я снова остаюсь одна…
— Дорогая моя! Вам дали прекрасное имя… — ласково произнес Рустем, поглаживая ее золотистые волосы. — Гуляра — «Ищи розу». Я искал розу и нашел ее. И очень счастлив. Сейчас апрель. В горах уже расцветают кизиловые кусты. Потом расцветут яблони, зардеют розмарины, кандили. И вот когда они зарумянятся и нальются соком, будет и наша свадьба.
— Я верю вам!.. — прошептала девушка. — Верила всегда и ждала вас…
