Они цепочкой двинулись по склону холма. Мэтр Кройон постоянно и опасливо озирался. Сидха выразительно и громко фыркнула.
– А что? – немедля обиделся мэтр. – Я не подряжался драться с вашими железными уродами! Я не охотник за добычей, не… не… не уничтожитель. Не настигатель. И не оборонитель. Я хочу вернуться домой! Поэма брошена неоконченной, и какая поэма! М-м-м… если б я мог адекватно перевести на ваш язык… – Он прищёлкнул языком и закатил глаза. – Вы рыдали бы при виде гибнущих миров, проходящих очистительное возрождение в вечном пламени, сгорающих и вновь восстающих из пепла…
– Прямо как наш Феникс, – вставила Нэисс.
– Примерно, – мэтр Кройон увлёкся. – Конечно, и размер моей поэмы очень сложен для вашего восприятия, наши ритмы другие, я слушаю взмахи ночных крыльев, биение могучих сердец предвечных исполинов, что бродят по огненным степям моего мира, я…
У какого дальнего предела
Остановим мы своих коней,
Небо в страхе разом потемнело,
В пыль роняя капли тусклых дней,
Глыбы мрака c вечности ладоней
Пали на иссохшую траву,
Но вперёд рванутся наши кони,
Раздробив копытом синеву.
И осколков брызги разлетятся,
И откроется…
Гм… и откроется… гм…
Демон сбился и смущённо потупился.
Брови Тёрна нахмурились.
– Конечно, конечно, это лишь слабое и неверное переложение! – немедленно запротестовал оскорблённый в лучших чувствах демон. – Я старался представить моё творение языком понятных вам образов, отсюда и «кони», то есть существа, на которых ездят, хотя в моём мире, конечно, никаких «коней» нет и быть не может…
– Мэтр, мэтр… – протестующе поднял руки дхусс. – Мы что, на поэтическом состязании?.. Отчего мне всё время надо об этом напоминать?..
– Прошу прощения, каюсь и казнюсь, – тут же зачастил мэтр. – Поэзия – моя стихия, мой воздух, мой хлеб, моё…
– Будет тебе, будет, мэтр… – урезонивал демона Тёрн. – Прости, мне за дело надо браться.
Гадание Тёрна не заняло много времени. Сидха привыкла, что прорицатели и предсказатели не возьмутся даже за прогноз погоды без десятка амулетов, хрустальных шаров, ароматических курений и тому подобного; соплеменники Нэисс гадали по сорванным листьям, излому веток, что тоже требовало времени и усилий. Тёрн же как будто вообще ни в чём не нуждался.
Дхусс вновь с силой вонзил посох в землю, положил руки на оголовок. Расправил плечи и закинул голову, словно всматриваясь в небесную глубь.
Сидха ожидала чего-то необыкновенного, невероятного, однако дхусс просто стоял. И Нэисс почудилось, будто Тёрн и в самом деле становится тёрном, одним из бесчисленных шипов на теле громадного леса, простёршегося от Эстерских гор на юге до холодных пустошей Безлюдного берега на севере, что дхусс сливается со всем, что растёт и коренится в земле, не делая никому зла и с извечным стоицизмом принимая смерть от железных топоров тех, кто умеет ходить и говорить, но так и не научился добру, пониманию и состраданию.
Деревья всё видят и помнят. Память передаётся от ствола к стволу, от почки к побегу, впитывая и вбирая в себя всё случившееся в лесу и вокруг него, в глубине земли под корнями и в небесах над кронами. Сидха уловила только слабый отзвук этой древней, глубокой памяти – но даже слабый отзвук заставил её пошатнуться.
Тёрн глубоко вздохнул и выпрямился.
– Лес ничего не чувствует. Вроде бы никакой опасности, о которой он смог бы нас предупредить, там нет. Только големы, но они далеко, и это уже дело привычное.
– И замечательно, досточтимый! – громогласно заявил демон. – Хватит с нас уже дорожных приключений и неведомого. Хоть тут-то всё должно пройти спокойно, без неожиданностей!
– Спокойно? – усмехнулся дхусс. – Едва ли. Жезла у нас больше нет, придётся, в случае чего, идти врукопашную.
– Недостойный, я имел в виду, что големы – враг уже привычный, – поправился демон.
– Хорошо бы, – кинул Тёрн.
– А если жезла нет, что делать-то станем? И впрямь их броню голыми руками ломать, что ли? – фыркнула сидха.
– Голыми руками не станем. Но так просто, как в прошлый раз, уже не получится – придётся прятаться, обходя самыми глухими чащобами.
Они кружили по непролазным буреломам – под аккомпанемент нескончаемых стонов, стенаний и жалоб несчастного мэтра Кройона. Но сама дорога, пролегшая через места хоть и дикие, но чистые, девственные и нетронутые, отчего-то успокоила и сидху, и дхусса.
