— Я сама верующая, — сердито пробасила ассистентка, — и никогда не позволю себе издеваться над религией, какая бы она ни была!
Находчивый Игорь не без иронии спросил:
— Значит, вы бы и за людоедов-шаманов заступились?
— И за людоедов! — резко отозвалась рябая дама и немедленно покинула артистическую уборную, где происходили переговоры, громко хлопнув дверью. А на последовавшем без нее совещании решено было поручить обязанности помощницы фокусника… Кому? Да ближайшей подруге Кати — некоей Тасе Жуковой. Было, правда, у Таси одно преимущество: Тасю бабка Аграфена тоже никогда не видела и потому не могла бы заподозрить, что вместо истинного чудотворца орудует перед ней цирковой фокусник, а «ассистирует» чудотворцу не ангел божий, а местная девчонка, настолько, однако, курносая, белобрысая и голубоглазая, что вполне она сможет сойти за херувима…
Впрочем, все это еще было впереди. А теперь предстояло уточнить программу и время «явления» верующей прихожанке благовестника с того света. Но этим Игорь и Василий Степанович занялись на другой день. И отработали полностью предстоящий чудотворный сеанс во всех деталях они только через три дня. Затем еще два дня ушли на репетиции, во время коих приучали Тасю играть роль ангела-ассистента, а попутно искали и перешивали обретенные там и сям костюмы как для самого святого, так и для сопутствующего оному херувима. (Как известно, херувим — одно из штатных наименований ангельских чинов; по своему рангу он стоит не слишком высоко и посему с точки зрения верующей старухи не будет подозрительно сослужение ангела этого разряда при появлении на земле чудотворца…).
Теперь прямо перейдем к описанию того, что произошло на деле, ибо исполнение «чуда» было осуществлено достаточно близко к замыслу.
Итак, в намеченную для «чуда» ночь Аграфена Прохоровна Пивцайкина отошла ко сну, как обычно, между девятью и десятью часами вечера. На сей раз ее внучка Катя ушла в свой уголок, отгороженный в большой сравнительно комнате, где проживали совместно бабка и ее внучатая племянница, в то же примерно время. Лежа на широкой деревянной постели, Аграфена брюзгливо прислушивалась к звукам, доносящимся из-за ситцевой занавеси, что отделяла ложе девушки. Заметим еще: между кроватями обеих обитательниц комнаты стоял старинный широкий и высокий шкаф, который до некоторой степени исполнял роль перегородки.
Убедившись, что у внучки потушен свет и никакие звуки не тревожат более тишину, старуха стала подремывать, а вскоре и вовсе уснула. Обычный храп огласил комнату.
Тогда Катя осторожно вышла на улицу и впустила заговорщиков. Силы были распределены так: глубоко в углу за шкафом поместился Игорь — постановщик и одновременно помреж предстоящего «явления». Все аксессуары иллюзионного акта стояли тут же. Тася Жукова, одетая в длинный белый хитон, на подоле которого болталась металлическая тарная бирка районного Дома культуры (то был костюм к постановке из древнегреческой жизни), с пришитыми к лопаткам картонными розово-голубыми крыльями и с волосами, завитыми в мелкую кудрю, вполне была готова к своей деятельности ангела.
Сам же «чудотворец», то есть Алонзо, был одет в разноцветные ризы, как это изображается на соответствующих картинках. Вокруг его чела на тонких алюминиевых проводах укреплен был нимб из латунной проволоки, натертой мелом до золотого блеска. Подсвеченный к тому же снизу, круг давал впечатление того сияния, которое обычно присвояется праведникам на изображениях в божественных книгах. Рукава ризы были закатаны, ибо в профессии иллюзиониста это обстоятельство имеет оперативное значение. Но благостный грим, седой парик и опрятная седая бородка с такими же усами давали полное впечатление иконописного лика. На ногах «святого» были летние сандалии, крайне похожие на обувь евангельских времен.
Когда Игорь проверил правильность расстановки сил, он подал сигнал к началу чудотворного акта кивком подбородка. Сам же режиссер поставил на проигрыватель пластинку, и в комнате мягко зазвучала музыка из оперы Н. А. Римского-Корсакова «Град-Китеж» — то была сцена погружения благочестивого града в озеро, написанная композитором в манере церковных песнопений.
