«Угодник» Алонзо наскоро повторил все то, что уже мы знаем, и продолжал:
— А теперь дочь… дщерь! Дщерь божия, я тебе покажу несколько трюк… я извиняюсь — несколько чудес, дабы ты уверовала, что моя гастроль… я извиняюсь — мое явление согласовано с небесными инстан… силами!
«Чудотворец» привычным жестом поправил закатанные рукава своей ризы, принял из рук «ангела» — ассистента — стеклянную вазу и, постучав по ней металлической палочкой, нагнул в сторону все еще стоявшей на коленях своей единственной зрительницы.
— Не правда ли — пустая?
Затем были произведены изящные пассы рукой, и ваза наполнилась красной жидкостью. «Чудотворец» шагнул к старухе и, зачерпнув ложечкой, предложил Аграфене отведать из вазы возникшего там вина. Старуха, закрыв глаза, с благоговением и очень громко втянула в себя содержимое ложечки. Ваза была передана «ангелу». Взамен появились в руке «чудотворца» маленькие просфоры, которые то исчезали, то возникали снова между пальцами обеих кистей. В заключение этого «чуда» старухе вручена была персональная, так сказать, просфора, которую она и приняла, словно это было не простое булочное изделие, а по меньшей мере — лично святой дух. Кстати, когда Алонзо в результате следующего «чуда» выпустил из рукава белого голубя, Аграфена завыла от умиления, глядя, как грациозно взлетела эта «небесная сила» на ее высоченный шкаф и как легко и привычно зашагала по фигурному карнизу…
«Чудотворец» самолично снял птицу со шкафа и передал «ангелу» — Тасе. А сам скороговоркой объявил, что он пожаловал в «дом сей» высказать непременное желание небес: внучку Екатерину (Е!) надлежит выдать замуж за кого она пожелает, а не принуждать ее идти в монастырь или иным путем посвящать себя религии. Небеса полагают, что раба божия Екатерина более пригодна для мирской жизни. Ясно сие дщери господней Аграфене? А если ясно, то пусть так и творит!
Самым трудным в божественной интермедии был, несомненно, ее финал. Как уйти из дома, когда разбуженная и разволновавшаяся старуха бодрствует и с благоговением продолжает «внимать» своим нездешним гостям? Но режиссерские способности Игоря и тут помогли найти решение. По его наметкам «чудотворец» мягко взял обеими руками голову «божьей дщери» Аграфены и повернул ее к огромному киоту, висевшему в углу за кроватью. У старухи немедленно «сработал» условный рефлекс: она принялась бормотать молитвы, добавляя от себя выражения дополнительной признательности за «благовестив» с того света. Под эти истерические вскрикивания, всхлипывания и даже слезы Игорю удалось эвакуировать всех участников выступления. И только заперев дверь за «небесными силами», Катя на цыпочках вернулась домой и легла в постель.
Когда девушка, счастливо улыбаясь от сознания, что «чудо» удалось полностью, укладывалась в своем уголке, бабка еще продолжала громко разговаривать с господом богом, вернее — с его графическими изображениями на иконах.
— Словно бы удалось нам сагитировать старуху! — сказала на улице и Тася, которая уже в сенях приняла свой обычный вид советской девушки, а крылья и хитон вместе с калошами несла под мышкой, завернутые в холстину.
— Ничего нельзя сказать еще, — отвечал Игорь. — Дело сложное… Во всяком случае мы вам очень благодарны, Василий Степанович. Я думаю, мы вам выхлопочем за это оплату еще одного выступления…
— Боже упаси! — горячо отозвался Алонзо. — Я считаю, что у меня был типично шефский концерт. Так сказать, вроде лекции на антирелигиозную тему…
Однако в дальнейшем события развернулись самым неожиданным образом.
Ассистентка Алонзо, которая, как мы знаем, отказалась принимать участие в мистификации, тайно принадлежала к числу людей, не совсем порвавших с религией. Мало того, что рябая помощница иллюзиониста не пошла ночью «разыгрывать» Аграфену. Она с возмущением поведала в доме для приезжающих (где остановилась группа артистов «Цирк на сцене») местной уборщице о замысле Игоря. Уборщица пересказала это удивительное известие своим соседям. И скоро в круги, близкие к отцу Гавриилу, просочились сведения о готовившемся «чуде».
