Верно, что, поскольку нарочитое потребление в качестве средства достижения почета все больше и больше вытесняет нарочитую праздность, сегодня освоение мертвых языков больше не является столь строгим требованием, каким было когда-то, а его «талисманная» сила залога учености существенно ослабела. При всем том справедливо будет отметить, что классические науки не утратили своей ценности в качестве залога схоластической почтенности, ведь для достижения этой цели необходимо лишь, чтобы ученый мог представить в доказательство какие-то знания, которые признаются обществом как свидетельства расточения времени, а классические науки очень для этого подходят. В самом деле, почти не возникает сомнений в том, что именно их полезность в качестве доказательства растраченных сил и времени, то есть денежной силы, обусловливающей такую расточительность, обеспечила классическим наукам особое положение в схеме высшего образования и привела к тому, что эта ученость признается наиболее почитаемой. Лучше любой другой суммы знаний она служит пристойным целям великосветского образования и является потому действенным средством приобретения почета.
В этом отношении до недавнего времени классические науки едва ли имели соперников. На европейском континенте опасного соперника у них нет и сейчас, но с вторжением в число признанных ученых дисциплин атлетики последняя – если ее можно безоговорочно относить к сфере образования – сделалась соперником классических наук в борьбе за первенство в образовании праздного класса в американских и английских учебных заведениях. Учитывая те цели образования, которые преследует праздный класс, атлетика обладает очевидным преимуществом перед классическими науками, ибо спортивные успехи предполагают расточение не только времени, но и денег, а также обладание определенными, совершенно непроизводственными архаическими чертами характера и темперамента. В немецких университетах атлетику и «братства греческих букв»[74] в качестве схоластических занятий праздного класса в какой-то мере заменили искусное и различающееся по степеням пьянство и церемониальные дуэли.
Сам праздный класс и его нормы добродетели – архаизм и расточительство – вряд ли причастны к внедрению классических наук в схему высшего образования, но цепкое удерживание высшими учебными заведениями классического образования и та высшая степень почетности, которая до сих пор ему приписывается, вне сомнений, объясняются почти полным его соответствием требованиям архаизма и расточительности.
Определение «классический» всегда подразумевает расточительность и архаичность, не важно, употребляется ли оно для обозначения познаний в мертвых языках, устаревших или устаревающих форм мышления и способов выражения в живом языке или же для обозначения иных направлений ученой деятельности, в применении к которым оно менее уместно. Так, например, под классическим английским языком обычно понимают архаический вариант английского языка. Его употребление обязательно во всякой устной или письменной речи при обсуждении серьезных тем, а свободное владение этим языком придает достоинство даже самым банальным, тривиальным и нудным разговорам. Наиболее современные формы английского языка не употребляются, конечно, в письменной речи; представление о приличиях праздного класса, требующих архаичности языка, присутствует даже у наименее образованных или склонных к сенсационности авторов, причем представление достаточно сильное, чтобы избегать конфузов. С другой стороны, высочайший и наиболее традиционалистский стиль архаичного способа выражения используется, что очень характерно, надлежащим образом только при общении между антропоморфическим божеством и его паствой. Посередине между этими крайностями лежит повседневный язык разговорной речи и литературы праздного класса.
Изысканная манера выражения на письме и в устной речи является наглядным способом обретения репутации. Важно с известной точностью знать, какая степень архаичности допускается обществом при обсуждении любой заданной темы. Языковое употребление разнится от церковной кафедры до рынка, и последний, как можно ожидать, допускает употребление относительно новых емких словечек и оборотов речи даже людьми утонченного вкуса. Намеренное уклонение от неологизмов почетно не только потому, что свидетельствует о расходовании времени на приобретение устаревшей манеры речи, но и потому, что показывает – говорящий с раннего детства привычным образом был связан с лицами, хорошо знакомыми с устаревшим языком. Тем самым подчеркивается происхождение из праздного класса. Строжайшая чистота речи выступает предположительным доказательством того, что несколько предков человека последовательно проживали вдали от вульгарно полезных занятий, пусть даже такое доказательство не вполне убедительно.
