Классические науки со своим обособленным положением в схеме образования, за которое с таким усердием держатся высшие учебные заведения, содействуют установлению особого интеллектуального восприятия, снижающего экономическую производительность современного поколения образованных людей. Это происходит благодаря не только сохранению архаического идеала человеческой личности, но также через навязывание разделения знаний на почетные или позорные. Данный результат достигается двумя способами: 1) внушением привычного отвращения к тому, что является просто полезным, в противоположность тому, что почетно, вследствие чего вкусы новичка в знаниях искажаются таким образом, что он начинает искренне находить удовлетворение исключительно (или почти исключительно) в таких упражнениях ума, которые обычно не приносят никакой производственной или социальной выгоды; 2) расходованием времени и сил обучающегося для приобретения знаний, которые не имеют никакой пользы, разве что в той мере, в какой эти знания по общественному согласию включаются в сумму обязательных для учащегося и тем самым оказывают воздействие на манеру выражения и терминологию, принятые в практически полезных отраслях знания. Если не считать указанного терминологического затруднения (каковое представляет собой следствие моды на классические науки в прошлом), знание древних языков, например, не имело бы никакого практического значения для исследователей или ученых, не связанных напрямую преимущественно с лингвистикой. Разумеется, все сказанное ни в коей мере не относится к культурной значимости классических наук, и никто не имеет намерения с пренебрежением взирать на классику, или к тем направлениям, которые проистекают из ее изучения. Эти направления выглядят экономически бесполезными, но данное обстоятельство, при всей своей очевидности, не должно беспокоить того, кто обладает возможностью обретать утешение и силу в познаниях из области классических наук. Тот факт, что классическое образование снижает трудовые способности учащегося, обычно ускользает от внимания тех, кто ставит трудовое мастерство невысоко по сравнению с приверженностью благопристойным идеалам.
Iam fides et pax et honos pudorque
Priscus et neglecta redire virtus
В силу того обстоятельства, что в нашей системе образования эти знания стали частью элементарных требований, способность к постижению ряда мертвых языков Южной Европы не только льстит человеку, который находит случай похвалиться своей образованностью в этом отношении, но и служит в то же время рекомендацией всякому ученому перед публикой, как неподготовленной, так и возвышенной. Ожидается, что на приобретение этих, по существу, бесполезных сведений придется потратить сколько-то лет, и отсутствие таких познаний заведомо создает предположение о спешном и поверхностном обучении, а также о вульгарной практичности, которая столь противна общепринятым нормам серьезной учености и интеллектуального почета.
Изложенное выше заставляет вспомнить все то, что происходит при покупке любого предмета потребления покупателем, который не искушен ни в материалах, ни в мастерстве обработки. Он оценивает стоимость предмета главным образом на основании явной дороговизны отделки тех декоративных частей и деталей, которые не имеют прямого отношения к внутренней полезности предмета; при этом предполагается, что существует какая-то не поддающаяся четкому определению зависимость между внутренней ценностью предмета и стоимостью украшений, добавленных для скорейшей продажи. Допущение того, что обыкновенно не может быть серьезной учености там, где отсутствует знание классических и гуманитарных наук, приводит к нарочитому расточительству большинством студентов времени и сил, затрачиваемых на приобретение таких знаний. Принятое в обществе настаивание на толике нарочитого расточительства как признаке всякого почетного образования оказывает влияние на наши каноны вкуса и полезности в вопросах знаний, подобно тому как тот же принцип влияет на наше суждение о полезности производимых товаров.
