Теория литературы. Проблемы и результаты - страница 17

В конечном счете правильно будет рассматривать теорию литературы (по крайней мере в ее новейшей радикальной версии) не как статичную, раз и навсегда определенную клетку во вневременной таблице, в классификационной схеме наук или дискурсов о литературе, а скорее как уникальное историческое движение, возникшее в XX веке и достигшее своего высшего подъема в 1960–1970-е годы, в эпоху расцвета европейского структурализма. Ее судьба драматична: к ней недоверчиво относятся многие институты и традиции академической науки – что и естественно, так как она занимается критикой выражаемых ими идеологических предрассудков, – но она и внутри себя ощущает неустойчивость собственного статуса, все время готова выйти из строго научной сферы в общественно-политическую или же обратно в литературную. Не случайно ряд знаменитых теоретиков литературы одновременно были или в дальнейшем стали видными писателями: Виктор Шкловский, Юрий Тынянов, Ролан Барт. По выражению последнего, теория закономерно развивается по пути «от науки к литературе»[35].

Возвращаясь к проблеме картографирования дискурсов о литературе, приходится признать, что в их классификацию неизбежно вторгается фактор истории, временного развития, причем самые содержательные, самые плодотворные моменты этого развития – именно те, когда статичная классификация реорганизуется, приходит в движение. Ее элементы находятся не в нейтральном отношении системного подчинения, они конфликтуют между собой, подготавливая историческую трансформацию всей системы. Дисциплинарная карта дискурсов о литературе – это карта, развивающаяся во времени, и изображенные на ней границы изменчивы, постоянно пересматриваются под действием как необходимо-концептуальных, так и случайно-исторических факторов.

Слово литература часто понимают как множество текстов – произведений, книг, не обязательно художественных (ср. названия отделов в библиотеке или магазине: «Русская классическая литература», «Медицинская литература»). Как выделить из них собственно художественную литературу?

Джонатан Каллер приводит мысль другого теоретика, Джона Эллиса, который сравнивал термин «литература» с термином «сорняк»: это слово не имеет точно определенного референта, при различном устройстве сада или поля одни и те же растения оказываются то «сорняками», то законными обитателями; так не существует и мусора, а бывают только вещи, лежащие не на своем месте. Марсель Детьен отмечал сходный смысл негативно-остаточной категории, который имело слово «миф» в Древней Греции[36]. Но не только негативные понятия так двусмысленны, позитивно оцениваемое понятие художественной литературы тоже не обладает точным референтом. «Вероятно, литература подобна сорняку»[37]; в это понятие могут включаться или исключаться из него самые неожиданные факты.

Любому русскому читателю приходилось слышать высказывания типа «Евтушенко – это не поэзия», «ну разве Пригов – это поэзия?». В таких случаях говорящий не хочет сказать, что данные стихотворцы писали тексты, которые по каким-то внешним, четко опознаваемым признакам не подходят под понятие поэзии (литературы); имеется в виду, что у них отсутствует некое глубинное поэтическое начало; а раз так, то любая литературная продукция находится под угрозой дисквалификации, потому что за нею могут не признать этого неопределимого творческого элемента. Так нередко и происходит, причем дисквалификации подвергаются даже знаменитые классики – их время от времени предлагают «бросить с парохода современности»[38], исключить из числа образцов для подражания или даже для чтения. С другой стороны, сам термин «литература» в разных своих вариантах может выступать в качестве негативного, бранного. В русском языке есть слово «литературщина», то есть дурная, негативная литературность; а Поль Верлен начинает свое «Поэтическое искусство» словами «Прежде всего – музыка», а заканчивает словами «Все прочее – литература» (то есть сюжет, идеи, персонажи, риторические приемы и т. д.).

Итак, понятие «литература» исторически подвижно по содержанию и может дублироваться отрицательным двойником «литературщины». Принадлежность произведения к литературе (или хотя бы к «хорошей» литературе) постоянно оспаривается, это качество «быть литературным фактом» то приписывается отдельным текстам, то отнимается у них. Так обстоит дело в эмпирическом литературном процессе, и теоретическая рефлексия должна его осмыслить.