„Здравствуйте, товарищ Генерал!“
Резные часы с кукушкой дяди Максимилиана показывали без двадцати пять.
— Жду еще пять минут и отчаливаю, — заявил Митшлих.
Это звучало почти как угроза. Они ждали Пингвина уже больше часа.
— А ну не торопись, приятель, — попытался успокоить его Герберт. — Вполне возможно, что ему пришлось для виду присоединиться к ним. Ведь в прошлый раз они заставили его поработать лопатой.
Но Митшлих уже ничему не верил.
— Просто там ему веселей, чем в этом гнездышке дурью мучаться, — огрызнулся он.
— Веселей? Чепуха! — крикнул Герберт. — Это же Бублик нахвастал с три короба, чтобы мы к ним кинулись. Подожди, услышишь еще, какая там скучища! Верно говорю. Генерал?
Но Генерал молчал. Он сидел на скамье перед домиком, под самым окном. Сегодня тесная комнатка как-то уж слишком давила на его воображение.
— Носик говорил, что солдаты им какой-то сюрприз приготовили, — снова начал Митшлих.
Тут Генерал не выдержал.
— Так катись к своему Носику! — заорал он в окно. — А ну, давай! Думаешь, заплачем? Все, все можете убираться!
Нервы у него явно подкачали. Неудивительно, если даже лучшие друзья его покидают. Герберт это заметил. И решил помочь приятелю.
— Эй, Штреке, — крикнул он, — поднимись-ка на крышу! Может, увидишь Пингвина.
Штрекенбах быстро залез на домик. Но надвигающаяся темень резко ухудшила видимость. Внизу с нетерпением ждали вестей три стойких друга, с надеждой взирая наверх, словно оттуда могла прийти весть о чуде. Ну, к примеру: пай-мальчишки толпами бегут к ним. Бегут и взывают: «Генерал, прими нас в свою игру. Ах, на пустыре так скучно и пусто! Эх, вот бы снова поохотиться на львов у берегов Огове…»
— Порядком темно, — доложил Штрекенбах сверху.
— Спускайся, — устало проговорил Генерал. — Собираем манатки и пошли по домам.
— Ку-ку, ку-ку… — донеслось до них из открытого окна.
Пять раз.
— А не разности ли нам вдребезги эту милую дачку? В подарок Пингвину?.. — предложил Герберт.
Но Генерал устало отмахнулся. Он тщательно запер дверь, а ключ, как всегда, спрятал под бочку с водой. И четыре стойких участника многочисленных экспедиций по непроторенным и неведомым тропам покинули свой последний КП. Тихонько, как еще никогда в жизни, удалялись они сегодня из Кембема. Они позабыли даже начертать на садовой дорожке три тайных знака.
И, только проходя мимо большой липы, от которой кратчайшим путем можно добраться до оазиса, Герберт молвил решающее слово. Хлопнув по плечу Генерала, совсем павшего духом, он сказал:
— Думаешь небось, Герберт Воринг отправится сейчас домой и послушненько уляжется в постельку? Как бы не так! Прежде всего он отправится на верхотуру!
И, уцепившись за ветку, он вскарабкался на дерево. Штрекенбах, Митшлих и Генерал с удивлением наблюдали за ним.
— Ни души! — уверенно крикнул Герберт сверху, хотя пустырь уже окутала тьма. — И в бараке ни огонька. Их давно и след простыл. Спорим?
Он ловко спустился на землю и с вызывающим видом остановился перед друзьями.
— А теперь я отправлюсь в барак за своим пистолетом. И тут… — Герберт многозначительна подмигнул Генералу. — Пошли?
Генерал медлил. Зато Штрекенбах выпалил:
— Я с тобой!
— И я тоже, — сказал Митшлих. Это прозвучало почти восторженно.
Генерал недоверчиво поглядел на друзей. Он не решался сказать им, что затишье на пустыре кажется ему подозрительным. К тому же у него зародилось сомнение, не подхлестывает ли их простое любопытство. «Все еще мечтают о передатчике этого Носика», — подумал он.
— Ну, великий мастер-ломастер, — окликнул его Герберт, — Заснул?
— Если вы считаете… — запинаясь, произнес «великий мастер».
— Сегодня я, кажется, на все способен, — расхвастался Герберт. — Так и залил бы их командный пункт горчицей.
Эти слова вновь вселили в Генерала мужество. Как-никак надо показать этим пай-мальчикам, что они не сдадутся без боя. «Вот уж отведем душу!»
