Но плач становился все сильнее, он звучал в зарослях осенней травы, летел сквозь дождь, словно печальная птица, и Джиму пришлось повернуть, потому что Уилл уже шагал по пустырю.
— Джим, этот голос — я его знаю!
— Уилл, не ходи туда!
Джим остановился, но Уилл, спотыкаясь, шел, пока не оказался под деревом, пронизанным дождем; казалось, само небо опустилось и смешалось с осенней листвой, потекло серебристыми ручьями по стволу и ветвям; и под ними Уилл увидел маленькую девочку, закрыв лицо руками и припав к земле, она рыдала так, словно потерялась в ужасном лесу, словно не было вокруг ни города, ни людей.
Наконец, Джим подошел к дубу и спросил:
— Кто это?
— Не знаю. — Уилл почувствовал, как слезы подступили к глазам — он догадывался, кто эта девочка.
— Это не Дженни Холдридж, она…?
— Нет.
— Джейн Франклин?
— Нет. — Уилл чувствовал себя так, словно ему сделали укол новокаина в десну — язык не шевелился, губы онемели. — Нет…
Маленькая девочка рыдала, она знала, что они близко, но не глядела на них.
— Я— я… помогите мне… никто не поможет мне… мне… мне… я не хочу так…
Затем она немного успокоилась и подняла заплаканное лицо, с опухшими от слез глазами. Она была потрясена, увидев их рядом.
— Джим! Уилли! О Боже, это вы!
Она схватила Джима за руку. Он отдернул руку и крикнул:
— Нет! Я тебя не знаю, пойдем отсюда!
— Уилл, помоги мне, Джим, о, не уходите, не оставляйте меня! — Она судорожно всхлипнула и вновь залилась слезами.
— Нет, нет! — завопил Джим, заметался, бросился бежать, упал, вскочил на ноги, поднял кулак, чтобы ударить ее, но, весь дрожа, сдержался и опустил руку. — Ох, Уилл, Уилл, давай уйдем отсюда, прости меня, о Господи, Господи!
Девочка под деревом отпрянула, пристально посмотрела на них, потом застонала, обхватила себя руками и, покачиваясь, словно убаюкивая младенца, заговорила, почти пела, одиноко стоя в сумраке темного дерева, навсегда отрешенная от всего, и никто не мог вторить ей, и никто не мог прервать эту песню.
— …кто-нибудь должен помочь мне… кто-нибудь должен помочь ей… — она словно оплакивала чью-то смерть. — …кто-нибудь должен помочь ей… никто не поможет… никто не… помог ей, если бы не я… ужасно… ужасно…
— Она знает нас, — тоскливо сказал Уилл, повернувшись к Джиму. — Я не могу ее оставить!
— Врет она! — с бешенством крикнул Джим. — Врет! Она нас не знает! Я никогда ее не видел!
— Она ушла, верните ее обратно, она ушла, верните ее обратно, — горевала девочка, закрыв глаза.
— Кого найти? — Уилл присел на корточки и робко дотронулся до ее руки. Она вцепилась в него, и тут же поняла, что это неправильно, потому что он начал вырываться. Она разжала руки и снова зарыдала; он стоял около нее, а Джим поодаль, по колено в сырых зарослях, звал Уилла идти, ему не нравилось все это, они должны, должны идти.
— Ох, она потерялась, — всхлипывала девочка, — она убежала туда и никогда не вернется. Вы найдете ее?.. Пожалуйста… пожалуйста…
Дрожащий Уилл погладил ее по щеке.
— Теперь не плачь, — шепнул он. — Все будет хорошо. Я найду ее, — сказал он с нежностью. Девочка открыла глаза. — Я Уилл Хэлоуэй, поняла? Я буду не я, если мы не вернемся. Через десять минут. Жди нас здесь. — Она кивнула. — Ты будешь ждать нас тут, под деревом? — Она снова кивнула. Уилл встал. Это обычное движение напугало ее, и она вздрогнула. Он помолчал, посмотрел на нее и сказал. — Я знаю, кто ты. — Он увидел, как на маленьком жалком личике раскрылись знакомые серые глаза. Увидел намокшие от дождя длинные черные волосы, бледные щеки.
— Я знаю, кто ты. Но я должен проверить.
— Кто в это поверит? — вновь заплакала она.
— Я верю, — сказал Уилл.
Она опустилась на землю, зажав руки между коленок, дрожа от холода, вся такая тонкая, бледная, такая потерянная и маленькая.
— Ну, я пойду? — сказал он.
Она кивнула.
И он ушел.
На краю пустыря Джим ждал его, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Завидев Уилла он яростно крикнул:
— Этого не может быть!
— Это так, — сказал Уилл. — Глаза. Как тебе сказать… Так было с мистером Кугером и злым мальчишкой… Можем убедиться. Идем!
Он потащил Джима через город, и они остановились перед домом мисс Фоли; взглянули на темные окна, где в это мрачное утро не горел свет, поднялись по ступенькам, позвонили раз, два, три раза.
