Ни звука.
Очень медленно парадная дверь, скрипнув, открылась.
— Мисс Фоли? — тихо позвал Джим.
Где-то внутри дома по оконным стеклам двигались дождевые тени.
— Мисс Фоли?..
Они стояли в прихожей, слушая, как рядом за дверью шумит дождь, как под ливнем содрогаются чердачные балки.
— Мисс Фоли! — позвали они громче.
Но в ответ раздался только шорох мыши, уютно угнездившейся за обоями.
— Она ушла в магазин, — сказал Джим.
— Нет, — возразил Уилл, — мы знаем, где она.
— Мисс Фоли, я знаю, вы здесь! — неожиданно дико закричал Джим и бросился вверх по лестнице. — Выходите!
Уилл ждал, пока он поищет и медленно спустится вниз. Как только Джим сошел с нижней ступеньки, они оба услышали музыку, доносившуюся через дверь парадного вместе со свежими запахами дождя и осенней травы.
Вдали за холмами орган-каллиопа высвистывал «Похоронный марш» наоборот.
Джим раскрыл дверь пошире и стоял под музыкой, как под дождем.
— Карусель. Они починили ее!
Уилл кивнул.
— Она, должно быть, услышала музыку и побежала. Но случилось что-то не то… Может карусель неправильно починили… Может, все время происходят несчастья. Вроде как с торговцем громоотводами, которого совсем перекорежили, сделали сумасшедшим. Может, карнавал любит несчастья, питается ими. А может, они сделали это с ней нарочно. Может, они хотели побольше разузнать о нас, как нас зовут, где мы живем, или хотели, чтобы она помогла навредить нам. Кто знает, что пришло им на ум? Может, она стала что-то подозревать или испугалась. Тогда они просто дали ей больше, чем она хотела или просила.
— Я ничего не понимаю…
Но теперь, стоя в дверях под холодным дождем, у них было время подумать о мисс Фоли, которая боялась зеркальных лабиринтов, мисс Фоли, которая совсем недавно одиноко бродила среди балаганов и, может быть, кричала, когда те делали то, что они, наконец, сделали с ней, кружа ее круг за кругом, круг за кругом, слишком много лет, больше, чем она мечтала сбросить, бередя ее рану, превращая ее в маленькую, одинокую, беззащитную и сбитую с толку, потому что она не знала, что это значит, круг за кругом, пока не миновали все годы, и карусель закачалась, остановилась, как колесо рулетки, и она, оказалось, ничего не выиграла, напротив, все потеряла, и ей некуда податься, и некому рассказать про то, что случилось, и ничего не поделаешь… и это одинокое рыдание под деревом, под осенним дождем…
Так думал Уилл. И Джим подумал так же и сказал:
— Ох, бедняжка… бедняжка…
— Мы должны помочь ей, Джим. Кто ей еще поверит? Если бы она сказала кому-нибудь: «Я мисс Фоли!» — «Иди, иди! — ответили бы ей. — Мисс Фоли уехала из города, исчезла! Проходи, девочка!» Ох, Джим, я готов биться об заклад, этим утром она обстучала дюжину дверей, моля о помощи, напугала людей своими воплями и криком, потом сдалась, убежала и спряталась под этим деревом. Полиция, наверное, ищет ее сейчас, ну так и что? Для них она просто плачущая девочка-бродяжка, они ее посадят под замок, и она сойдет с ума. Этот карнавал знает, как наказать, чтобы ты и пикнуть не смел. Они просто переделывают тебя так, что никто не узнает, и отпускают — все в порядке, иди и болтай что хочешь — тебя просто не станут слушать. Только мы слушаем, Джим, только ты и я, и больше никто в мире, и от этого я чувствую себя так, будто проглотил слизняка.
Они в последний раз взглянули на потоки дождя, бежавшие по окнам гостиной, где учительница так часто угощала их булочками и горячим шоколадом и махала рукой из окна; они вспомнили, какой она была высокой, когда встречалась им в городе.
Они вышли на улицу, закрыли дверь и побежали обратно к пустырю.
— Нужно спрятать ее до тех пор, пока мы не сможем ей помочь…
— Помочь? — спросил Джим, задыхаясь от волнения и быстрой ходьбы. — Мы не можем помочь даже себе!
— Я уверен, есть способ, он где-то рядом, просто мы не видим…
Они остановились.
Стук их собственных сердец перекрывался грохотом какого-то огромного сердца. Вопили медные трубы. Рычали тромбоны. Трубы ревели, как стадо встревоженных слонов.
— Карнавал! — задохнулся Джим. — А мы и не подумали! Он может прийти
