Боже, подумал Уилл, он ли несет всю эту толпу на себе, или же толпа нарисованных на коже чудовищ толкает его вперед?
Уилл чувствовал, как уроды, расположившиеся на скрипящих подмостках и мягких опилках, завороженно смотрели на разрисованного мистера Дака, они так же, как полисмены и медики, были околдованы этим миром шевелящихся рисунков, которые заполнили балаган и приковали всеобщее внимание своим странным движением и немыми криками.
И вдруг часть населения, нанесенного на кожу маэстро быстрой как оса татуировочной иглой, заговорила. Но на самом деле шевелились губы мистера Дака поверх этого каллиграфического взрыва, этой железнодорожной катастрофы чудовищ, в панике мечущихся по его блестящей от пота коже. Мистер Дак извлек из своей груди органные звуки. От этой странной музыки его нарисованное сине-зеленое население заметалось в панике, задрожали уроды, расположившиеся на опилках пола, вздрогнули в глубине души и Джим с Уиллом, которые, непонятно почему, ощущали и предчувствовали еще боле уродливое, чем само уродство.
— Джентльмены! Мальчики! Мы только что завершили работу над новым номером! Вы будете первыми, кто увидит его! — крикнул мистер Дак.
Один из полисменов, рука которого случайно оказалась у кобуры пистолета, взглянул на огромный загон, где содержались звери:
— Этот мальчик сказал:..
— Сказал? — Разрисованный Человек рассмеялся лающим смехом. Уроды подпрыгнули от восторга, но притихли, как только владелец карнавала, слегка похлопывая по телу, принялся успокаивать собственных нарисованных Чудищ, которые непонятным образом влияли на поведение уродов. — Сказал? Но что он видел? Ведь мальчишки всегда выдумывают невесть что, насмотревшись наших номеров, разве нет? Они дрожат как кролики, когда на арену выскакивают уроды. Но сегодняшняя ночь — особенная!
Полисмен взглянул туда, где позади мистера Дака виднелись какие-то мощи, составленные из кусков папье-маше, стянутые ремнями на Электрическом Стуле.
— Кто это?
— Это? — спросил мистер Дак, и Уилл заметил, как в его завешенных дымом глазах возникло и тут же погасло пламя. — Это новый трюк мистера Электрико…
— Неправда! — закричал Уилл. — Поглядите на старика! Поглядите!
Полисмены обернулись на его истошный крик.
— Разве вы не видите! — продолжал Уилл. — Он же мертвый! Его держат только ремни!
Медики пристально вглядывались в фигуру, словно слепленную из огромных хлопьев снега, брошенных на черный стул и привязанных к нему.
Черт возьми, думал Уилл, мы-то полагали, что все будет просто. Старый мистер Кугер был при смерти, мы вызвали скорую помощь, чтобы спасти его, надеялись, что, может, он простит нас, и карнавал не навредит нам, позволит уйти спокойно. А теперь вот это, и что-то еще будет? Он мертв! Уже слишком поздно! Теперь все они нас ненавидят!
Уилл стоял среди других людей, ощущая ледяной ветерок, тянувший от этой, будто только что вырытой из земли, мумии, от ее холодного рта и холодных глаз, закрытых смерзшимися веками. В промерзших ноздрях не шевелились седые волоски. Ребра мистера Кугера под изорванной рубашкой казались твердыми, как камень, зубы под землистыми губами — холодными, как сухой лед. Если его вынести днем на улицу, от него пошел бы пар.
Медики переглянулись и многозначительно кивнули.
Полисмен, увидев это, выступил вперед.
Мистер Дак поспешно протянул похожую на тарантула руку к электрическому щиту, блеснувшему медью.
— Джентльмены! Сто тысяч вольт испепелят сейчас тело мистера Электрико!
— Нет, не разрешайте ему! — завопил Уилл.
Полисмен сделал еще один шаг. Медики открыли рты, чтобы что-то сказать. Мистер Дак бросил на Джима быстрый требовательный взгляд. И Джим закричал:
— Нет! Все правильно.
— Джим!
— Уилл, правда, все в порядке!
— Назад! — Рука-тарантул сжала рубильник. — Этот человек в трансе! Это часть нашего нового трюка, я загипнотизировал его! Он погибнет, если вы разбудите его!
Медики закрыли рты. Полисмены застыли на месте.
— Сто тысяч вольт! Но он вернется к жизни, целый и невредимый!
— Нет!
Полисмен сграбастал Уилла.
Разрисованный человек и все люди и звери, собранные на нем, в безумии схватили и рванули рубильник.
