– Да не страдаю я от отсутствия бодрости… – зачастил было Мушом, но Хопер уже читал скрытую надпись. Она всплывала не сразу, словно наложенная рядом магия – простенький, но сильный манок – смазала ее, но все-таки всплывала, продираясь через что-то напоминающее сплетенные корни, пока не явилась Хоперу целиком в виде всего лишь двух рун – «девять и девять».
– Где мы? – спросил Хопер, когда сознание к нему вернулось.
– Едем, – пожал плечами Мушом, который держался рядом с книжником. – Идем по следам Торна. Хотя, следы пропали уже как с час. Дождь тут был, все раскисло, ничего не разобрать. Но Раск сказал, что знает такую короткую дорогу к Опакуму, что мы даже берканские дозоры обойдем и всех опередим! Толковый он оказался. Да и весельчак к тому же. Вот пообещал, что ты обязательно очнешься, ты и очнулся. Хорошо.
Хопер с недоумением оглядел себя, увидел ремни, прихватывающие его к седлу за колени и бедра, почувствовал натертость на животе от луки седла, леденящую боль в плече. Вокруг лежал глухой и сырой лес, день клонился к вечеру, и лишь откуда-то впереди доносились тихий говор Эйка и Раска и чуть слышное фырканье их лошадей.
– Долго я так?
– Ну как тебе сказать, – пожал плечами Мушом. – Полчаса тебя Раск на мосту пытался в себя привести, да вот уж и путь держим часа три, не меньше. У тебя ж рука уже за плечо почернела. Да и боковину прихватило. Я уж не говорю, что попорчена твоя тушка, шрамов полно. Писалом, что ли, сам в себя тыкал? Раск говорит, что плохо твое дело. Зараза к сердцу пошла. Что там у тебя за круг да треугольник на груди вычерчены? Вспухли, но, похоже, только они и сдерживают заразу. Колдовство что ль какое?
– Вроде того, – пробормотал Хопер. Боль скакала рядом с ним, и впереди и позади него, и даже как будто взмахивала крыльями над головой, но не касалась – «из плоти в плоть». «Спасибо затейнице, – подумал он, – наслала муку и с прихлопами и вприпрыжку от той же муки и укрыла. Остается спросить, какого демона все это нужно было делать? И как он узнает, что это такое – девять и девять, если книги у него уже нет?»
– Не по себе мне что-то, – пробормотал Мушом. – Вроде и в лесу, а такое чувство, словно через кладбище пробираемся. Мертвечиной попахивает, что ли? Убираться отсюда надо, книжник, попомни мои слова. Вся надежда на Опакум.
– Нет никакой надежды на Опакум, – покачал головой Хопер и принялся на ходу распускать стягивающие ноги ремни. – Крепость сама по себе это всего лишь хорошо уложенные камни. Да ты и сам знаешь.
– Что там было? – спросил Мушом, махнув куда-то за спину. – Что могло испугать такого бравого воина, как ты?
– Да все, что угодно, – вздохнул Хопер. – Только испуга не было, а вот магия была.
– И кто же ее там оставил? – спросил Мушом.
– А вот этого я как раз и не знаю, – признался Хопер. – Да не жмурься ты, уже не вывалюсь из седла. Не узнаю тропу, а ведь думал, что каждый уголок в этом лесу мне известен. Я что-то не понимаю, мы и ночью будем через чащу пробираться? Глаза же повышибаем! Смеркается уже!
Привал не заставил себя ждать. Раск неожиданно подал лошадь вправо, спустился в глубокий овраг и повел спутников по странно сухому песчаному дну, словно забираясь куда-то вверх, на невидимый за деревьями лесной холм, однако из оврага подниматься не стал, а так и спешился – на песчаном дне, под крышей из навалившихся над оврагом замшелых стволов, среди которых уже начинало проглядывать звездное небо.
– Ну кто бы вам еще сыскал такое место? – гордо притопнул ногой Раск. – Хоть костер разжигай, хоть песни пой. И, главное, тут сухо! Песочек! А наверху такой бурелом, что никакая погань до нас не доберется.
– Однако, выбираться отсюда тоже по дну придется? – нахмурился Эйк, пытаясь разглядеть достоинства выбранной стоянки.
– Ну почему же? – хохотнул уже едва различимый в темноте Раск. – Можешь взлететь. Конечно, если у тебя есть крылья. Ну что? Кто чем займется? Костерок? Еда погуще, питье пожиже? Ягодный отвар? Сухая лепешка?
– Я за костерок, – оживился Мушом.
– Хопер? – окликнул книжника Эйк. – Ты жив или как?
– Или как, – пробурчал тот, потому что тяжесть, которая пронизывала его руку и действительно прихватила уже и за бок, настойчиво клонила в сон. Или не только тяжесть.
