Тень Жар-птицы - страница 49

Шрифт
Интервал

стр.

— У тебя есть враги?

— А зачем? Я как все…

— Зачем же тебе быть, как все, если тебе больше дано?

— При моем росте выставляться глупо, сразу шишки набьют… — перевел я все в шутку…

Еще Оса спросила, был ли я хоть раз в жизни по-настоящему счастливым? Я понял, конечно, что она имела в виду, но придурился, стал рассказывать, как вопил от восторга, когда отец подарил мне гоночный велосипед. А может, меня еще просто не посетила эта «Незнакомка»?


Вчера долго сидели с матерью на кухне, она все из-за племянницы охала. Я ее знаю мало. Нинка на, восемь лет старше меня, живет в Ленинграде. И мать считает, что именно она ей жизнь испортила. Из-за сестры отца. Сейчас ей лет тридцать, она некрасивая, но работает прорабом, так что зубастая будь-будь. Пять лет назад она одного парня поймала, тихого военного, а мать в больнице лежала. И вот раз тетка Нюра привела к матери своего Севу, а там Нина сидела. И они с первого взгляда — наповал, ушли вместе, о Нюрке забыли. Нина привыкла моей матери подчиняться, хотя она и институт кончила, и собой красивая, да и на мастера спорта по гимнастике вытягивала, а мать без особого образования. В общем, когда Сева пришел к матери советоваться, хотел с Нюркой расплеваться, мать его отговорила. Она считала, что Нина обязательно еще найдет счастье, а Нюрка некрасивая, немолодая, нельзя ее обкрадывать. Обе ей были близки, но Нюрка приходила к ней все дни как побитая собака, несчастная, зареванная, а Нинка так и сияла… Короче, мать призналась потом, что надеялась, что Сева ее не послушается. Кто же в таких делах советов спрашивает?

В общем, поженились Сева с Нюркой, у них уже двое пацанят, живут хорошо. Сева больше по хозяйству, Нюрка командует, а Нина осталась одна.

И вот приехала вчера к нам на праздники и сказала матери, что у нее ничего не прошло, продолжает его любить, никто другой не нужен, лучше старой девой быть.

Мать себя казнит, Нину жалеет, а я сказал, что Нинке повезло. Она об этом Севке вспоминает, мечтает, а вышла бы замуж — может, и сбежала? Вблизи часто все иначе выглядит, чем издали. Или это с высоты моего роста? Иногда на улице вижу девчонку, вроде ничего, подойдешь поближе, приглядишься, мама родная, страшней войны!

Наверное, я бы мог влюбиться в такую, как Нинка, взрослую, что-то пережившую, не то что всякие малявки с длинным именем вместо хвоста…

— Ох-хо-хо! Надо за доклад браться. Я обещал найти несколько художественных книг о геологах и рассказать о них, чтоб за душу взяло. Сидел-сидел в библиотеке, ничего не подбирается… Книг пять раскопал — туфта.

Может, стоит именно так на уроке сказать? Оса поймет. Но она требует «знания текстов», а я не могу дочитать до конца ни одну из этих повестей.


Сегодня Марина мне такое устроила, что уж лучше бы заехала по морде.

А что особенного я сделал? Ну обещал доклад, ну отложил раз-другой, потом горло обвязал, изображал ангину, потом с литературы смылся…

Позавчера Оса предупредила:

— Говорю последний раз, Барсов. Не явитесь в пятницу, будет двойка, и не только за доклад, за полугодие, а оно — последнее, к экзаменам могут не допустить. Мне ваши улыбки начали надоедать.

Я прижал руку к груди.

— Клянусь…

Ну а вчера я на урок не пошел, просил Ветрову сказать, что болен. Откуда я мог знать, что Оса меня видела в школе, когда я с литературы смывался?!

Сегодня она вошла в класс, глянула поверх меня и с ходу заявила:

— До сегодняшнего дня я считала Барсова способным человеком, даже одаренным, а он оказался элементарным трусом…

Я даже побелел от неожиданности.

— Он месяц не мог найти времени подготовить доклад, не нашел мужества мне в этом сознаться, он воровски сбежал с уроков и прятался от меня, как первоклассник, в туалете…

Я попробовал что-то сказать, но она не обращала на меня внимания. Лицо ее стало равнодушным и старым.

— Все, кончилось мое терпение. Я ставлю Барсову двойку и больше не желаю с ним разговаривать. Мне противно общаться с человеком, не знающим, что такое честное слово Мужчины…

В классе стало тихо, никто не спорил, не возражал, никто на меня даже не оглядывался. Оса один-единственный раз посмотрела на меня, прямо в глаза. У меня даже кожу стало покалывать, такое на ее лице было написано презрение и брезгливость.


стр.

Похожие книги