Павел Михайлович сказал им что-то по-португальски, потом повернулся к нам:
— У вас много багажа?
— Много, — Мальвина протянула билет с прикрепленными багажными квитанциями.
— Наши друзья вам помогут, — Павел Михайлович взял билет. — Покажите им свои чемоданы.
Объяснялся он с остальными только по-португальски, из чего я сделал вывод, что все они — местные.
Когда Мальвина и местные отошли, Павел Михайлович показал взглядом на мой кейс:
— Тот самый?
— Тот.
— Как-то так получилось, что в Москве мы с вами не встречались. Но Колосов мне много о вас рассказывал. Вы ведь давно знаете друг друга?
Я развел руками:
— Да уже лет двадцать.
— Он надежный товарищ.
Павел Михайлович произнес «товарищ» по-старинному многозначительно, потом посмотрел на часы и заторопился:
— У меня очень мало времени, сегодня ночью я должен лететь. Но мы с вами еще увидимся.
Я никак не мог прийти в себя после полета:
— Вы меня проинформируете, что я должен делать?
— Конечно, конечно. Хотя… — он улыбнулся. — Делать вам ничего не надо. Просто уйти на дно. На пять лет.
— Это я знаю, — вздохнул я.
— У нас будет еще время с вами поговорить. Но потом. Я думаю вернуться месяца через два-три. А вы пока обосновывайтесь, учите язык, отдыхайте.
Он снова посмотрел на часы.
— Ваши вещи отвезут в гостиницу, а мы сейчас проедем в один дом. Это совсем рядом с аэропортом. Побудем там с полчаса, не больше, немного поговорим, отметим начало вашей новой жизни. Потом вас с Мариной отвезут в гостиницу.
«Итак, Мальвину зовут Мариной», — отметил я про себя.
— Марина — хорошая девочка, надежный товарищ. «Еще один надежный товарищ», — ухмыльнулся я. Вернулся один из встречавших. Сказал что-то по-португальски.
— Все в порядке, — констатировал Павел Михайлович.
— Можно ехать.
Нас с Мальвиной усадили рядышком сзади в новенький американский «Торус». Павел Михайлович расположился впереди рядом с шофером. Как только машина тронулась, он повернулся к Мальвине:
— Как долетели, Мариночка?
— Очень устала.
— Ваш супруг мне рассказывал, что собирались вы второпях.
Ничего подобного я не говорил и теперь искоса смотрел на Мальвину, как та отреагирует на «Мариночку». Мальвина всплеснула руками:
— Он же мне не помогал! Я все одна.
Она возмущалась совершенно искренне. Потом погладила меня по голове.
— Но я на него не в претензии. Он у меня молодец. У него просто было очень много дел.
— Много-много дел, — согласился Павел Михайлович.
— Ему досталось в последние дни.
— Досталось, — понимающе вздохнула Мальвина.
Я не заметил, как машина завернула в какой-то дворик.
— Уже приехали? — удивился я. — Быстро.
— Здесь недалеко.
Павел Михайлович вышел из машины, помог Мальвине:
— Есть не хотите, Мариночка?
Мальвина отрицательно покачала головой.
Павел Михайлович открыл дверь ключом, и мы очутились в просторном, совершенно пустом холле.
— Сюда, — Павел Михайлович показал на низенькую дверь в углу холла.
— Здравствуйте, здравствуйте! — встречал нас полный седой мужчина в роговых очках.
Его большие добрые глаза блестели. Он подал руку. Ладонь у него была большая и мягкая.
— Как долетели? Не проголодались? — Он говорил по-русски с небольшим акцентом.
— Это Ромеру, — представил его Павел Михайлович.
— Наш большой друг.
— Вы хорошо говорите по-русски, — не удержалась от комплимента Мальвина.
— Я много лет прожил в Москве, сначала учился, потом работал.
— Ромеру — совсем москвич, — Павел Михайлович держал Ромеру за руку. — Даже за «Торпедо» болеет. Не за «Динамо», не за ЦСКА, а за «Торпедо».
— «Торпедо» — это рабочий класс, — твердо и спокойно отпарировал Ромеру.
— А другие не рабочий класс! — проворчал Павел Михайлович.
— Ладно, ладно, — примирительно махнул рукой Ромеру. — Прошу к столу.
«Интересно, из какого ведомства этот Павел Михайлович, — размышлял я — Из нашего? Я бы его знал. Из ЦК партии? Скорее всего».
Такого пестрого стола я отродясь не видел: горки крупно порезанных папай, бананы, какие-то незнакомые фрукты, на большой тарелке куски дымящегося мяса, совсем по-русски поджаренная картошка, в центре большая бутылка «Абсолюта», бутылки с вином и водой.
— Мариночке вина или немного водки? — Павел Михайлович приготовился разливать водку в большие фужеры.