– Господин полковник, вы обвиняетесь в укрывательстве особого опасного преступника. На данный момент – пока в укрывательстве. Нам приказано арестовать вас и сопроводить в штаб-квартиру. Орден подписан кондотьером, санкция Одного Из Трёх имеется. Прошу встать и пройти с нами.
Архипыч отреагировал на его слова спокойно, а вот и без того переминающийся от негодования с ноги на ногу Улома – остро. Очень остро.
– Арестовать? – всполошился он. – Кого арестовать? Белова арестовать? Ты чего городишь, капитан?
– Это приказ, – сухо, не глядя на кипятившегося молотобойца, сказал Воскобойников.
– Да засунь ты свой приказ, знаешь куда?
Адъютант болезненно сморщился, а Нырок вновь попросил:
– Боря, не нагнетай.
– А я, Володя, не нагнетаю, – покосился на него Улома. – Просто понять не могу, что за ерунда происходит. Разве не понятно, что шеф выпилил трикстера при попытке к бегству? О каком укрывательстве тут вообще речь идёт? Господа, вы что? Задержание проходило. Задержание. Парень попытался оказать сопротивление, ну и… Ну и вот.
– Разберёмся, – пообещал Нырок.
Улома одобрительно кивнул:
– Правильно, разберитесь. Сначала разберитесь, а потом…
– Никак нет, – резко перебил его Воскобойников. – Мы выполним приказ, а разбираться будут те, кому положено. И прекратите препятствия чинить. У нас, господин подполковник, позвольте вам напомнить, неприкосновенных нет. Если кто-то бросил тень на честное имя молотобойца, он должен понести наказания. Пусть даже эту тень бросил и почётный кондотьер.
После этих обидных, но произнесённых без особой эмоциональности, с канцелярским равнодушием, слов, он вытащил наручники и направился к Архипычу.
Улома аж задохнулся от возмущения:
– Тень? Честное имя? Кондотьер? – И тут же встал на пути капитана: – А ну-ка, фифа московская, притормози.
В ту же секунду в комнате всё пришло в движение, и в результате перегруппировки сил Нырок и другой Тёмный маг, присоединились к покрасневшему от злости адъютанту, а рядом с Уломой встали Светлый маг и я.
Молчаливое противостояние длилось несколько долгих секунд и не знаю, чем бы эта тревожная игра "Кто раньше моргнёт" в итоге закончилась, если бы Архипыч не пресёк её решительно.
– А ну-ка отставить дурдом! – гаркнул он зычно. Затем, чуть снизив тон, очень рассудительным голосом сказал сначала Уломе: – Борис, прекрати петушиться, ты мне нужен на свободе. – А потом, поднимаясь со стула, Воскобойникову: – Капитан, выполняйте приказ.
И наведя таким образом формальный мост через эмоционально заряженную трясину, вытянул обе руки вперёд.
После того, как адъютант с невозмутимой миной клацнул наручниками, Архипыч нашёл меня глазами и попросил:
– Егор, передай Антону, что ночи липа пламени земли оленя заливов проклятьем рода любви лишена.
Произнёс вот такие вот слова, показавшиеся мне сущей галиматьёй, после чего распорядился принести какую-нибудь одежду и, не дожидаясь исполнение просьбы, пошёл напролом сквозь растерявшуюся толпу, как атомный ледоход "Ленин" сквозь ледяные торосы. За ним к выходу поспешили Воскобойников, Нырок и Светлый маг. Следом потянулись мы с Уломой. На пороге я задержался, кинул прощальный взгляд на растерзанного Шабетая Шамали и произнёс от чистого сердца:
– Прости, дружище.
Тёмный маг, который по приказу адъютанта остался охранять место происшествия, посмотрел на меня удивлённо, но ничего не сказал. Впрочем, что он мог мне в данной ситуации сказать? Он даже не понял ничего.
Спустя десять минут, спецгруппа усадила Архипыча в чёрный автомобиль, строгим дизайном похожий на катафалк, и отправилась в город. Воскобойников вернулся в дом. Мы с Уломой остались у распахнутой настежь калитки вдвоём.
– Егор-братишка, – спросил молотобоец, провожая "Мерседес" негодующим взглядом, – а что это такое тебе шеф завернул?
– Это он не мне, это он Антону, – напомнил я. – Для меня же как бред прозвучало. Для остальных присутствующих, полагаю, тоже.
– Может, того, заговаривается? Может, малость не в себе?
– Вряд ли, на сумасшедшего не больно похож. Вон как грамотно всех нас в чувство привёл.
– А я разве говорю, что сумасшедший? Конечно, не сумасшедший, только вот… – Тут Улома замолк и молчал некоторое время, почёсывая стриженный затылок. В голове его происходила какая-то трудная работа, проделать которую до конца не получилось. Сужу по тому, что он, так и не продолжив фразу, потрепал меня дружески по плечу: – А ты, Егор-братишка, молоток.
