Супруги поспешили к дочери. Они сидели у ее постели всю ночь. Вечером 22 августа Мэриголд оставалась в сознании довольно долго и попросила мать, чтобы та спела ей ее любимую песенку «Пузыри». Клемми собрала все свои силы и запела: «Я всегда надуваю пузыри…» Потом Мэриголд взяла ее за руку и сказала: «Не сегодня… допоем завтра». Утром она умерла. Родители были рядом с ней. Позже Уинстон говорил своей дочери Мэри, что Клементина дико кричала, словно зверь, терзаемый смертельной болью[78].
Эта боль осталась с ними навсегда, но они редко говорили об этом. Мэри Сомс вспоминала, что ее мать, как истинная аристократка, не давала воли своему горю, но скрывала его в душе и продолжала жить[79]. Клементина и Уинстон решили немного отдохнуть и в январе 1922 года отправились во Францию, где Клементина обнаружила, что вновь беременна. Спустя год после смерти Мэриголд у Черчиллей родилась Мэри, их пятый и последний ребенок. И в то же время семья приобрела загородный дом в тридцати пяти милях к югу от Лондона – поместье Чартвелл в Кенте.
Дом этот стал самым культовым адресом Черчилля – конечно, после Даунинг-стрит, 10. Надо сказать, что находился он не в лучшем виде, и на его ремонт пришлось потратить целое состояние. Клементине это не нравилось, но она постаралась сделать дом уютным: она знала, как хочется Уинстону иметь собственный загородный дом.
Черчилли никогда еще так не нуждались в безопасной гавани. Коалиция Ллойда Джорджа рушилась на глазах, и в октябре 1922 года премьер-министр вынужден был уйти в отставку. Были назначены всеобщие выборы, но Черчилль слег с аппендицитом и не смог вести кампанию в своем округе Данди. Все закончилось катастрофой: его „пожизненное место“ 1908 года разбилось прямо у него в руках[80].
Супруги решили провести полгода на французской Ривьере, чтобы Уинстон восстановил силы. Уйдя из Адмиралтейства в 1915 году, он начал рисовать. Вновь оставшись без работы, он получил возможность вернуться к любимому хобби. Черчилли вернулись домой летом 1923 года – ремонт Чартвелла вступил в заключительную фазу. Клементина по-прежнему серьезно беспокоилась из-за финансов, но загородная жизнь дарила Уинстону утешение и покой. Он мог писать, рисовать, ему нравилось участвовать в ремонте дома.
Однако Уинстон не был бы Уинстоном, если бы смог надолго отключиться от политики. В 1924 году он вновь принял участие в избирательной кампании. Места от либералов он получить не смог и решил выступить как независимый кандидат. Попытка оказалась безуспешной. Он считал, что либералы и консерваторы должны объединиться, а не выступать друг против друга. В апреле того же года он с удивлением узнал, что консерваторы хотят пригласить его обратно, предложив место депутата от Эппинга. После недолгих раздумий Черчилль согласился вновь войти в парламент. Консерватором он остался до конца своих дней.
Кампанию свою Уинстон построил на антисоветской программе. Он сурово критиковал лейбористов, которые стремились заключить договор с Советской Россией. Позиция Черчилля нашла отклик в сердцах избирателей, и он победил на выборах с подавляющим большинством. Новый премьер-министр, Стэнли Болдуин, наградил его, сделав министром финансов. Приняв этот пост, Черчилль сказал Болдуину: «Все мои замыслы осуществились. Я получил мантию моего отца. Я буду горд служить вам в этом превосходном кабинете»[81]. Кабинет действительно был превосходным – кроме того, семья получила возможность поселиться на Даунинг-стрит, 11. Клементина и дети просто обожали этот дом, где прожили четыре с половиной года.
За это время абсолютная уверенность Черчилля в себе не поколебалась ни на йоту, несмотря на множество промахов. Его пребывание на должности министра финансов ознаменовалось рядом сложностей. Фискальная политика привела британскую экономику к рецессии, и в стране стали постоянно вспыхивать забастовки. Еще до прихода к власти правительства Болдуина возникла идея о возвращении к золотому стандарту (Британия отказалась от этого в 1931 году, чтобы остановить стремительное падение курса фунта). Поначалу Черчилль испытывал серьезные сомнения. Он провел тщательные исследования, обращался за советами к коллегам и ученым. Среди них был яркий молодой экономист из Кембриджа, Джон Мейнард Кейнс, который опубликовал памфлет «Экономические последствия деятельности мистера Черчилля». В нем он утверждал, что возвращение к довоенной монетарной системе стало бы катастрофой для экономического роста и занятости в Британии. К сожалению, при полной поддержке консервативной партии и парламентских комитетов, на глазах семьи, наблюдавшей за ним с галереи, в апреле 1925 года Черчилль восстановил золотой стандарт, выступая перед Палатой с речью о бюджете.
