Темные времена. Как речь, сказанная одним премьер-министром, смогла спасти миллионы жизней - страница 25
Вернувшись в деревню, Черчилль сосредоточился на литературе. Он совершил несколько поездок по Соединенным Штатам с выступлениями и лекциями. Он по-прежнему продолжал выступать в Палате общин по финансовым вопросам и вопросам международной безопасности, но из-за позиции по Индии его считали неприкасаемым. Многие видели в конце Первой мировой войны конец самой Британской империи, но Черчилль, дитя викторианской и эдвардианской эр, хранил непоколебимую верность идее глобального британского присутствия.
Его предсказания касательно индийской независимости, которая приведет к еще большим религиозным конфликтам и чуть ли не к гражданской войне, оказались справедливыми. В результате кровавого раскола между индуистами и мусульманами в 1947 году возникло мусульманское государство Пакистан. Однако эти предсказания основывались не на глубоком понимании природы конфликта: Черчилль не бывал в Индии с 1899 года. Он просто чувствовал, что индийцы к этому не готовы, что их стремление к независимости – акт ужасного самокалечения. Эта ситуация его мучила, и много лет спустя он сказал своему коллеге по кабинету, Лео Эмери: «Я ненавижу индийцев. Это звери, и религия их – зверская»[87].
Но куда больше Индии его беспокоила Германия.
Черчилль считал, что Германия под руководством быстро развивающейся национал-социалистической партии представляет главную угрозу для Британии. И это мнение основывалось на полном понимании фактов. Если текущее состояние индийского общества было Черчиллю неизвестно, то по Германии он много путешествовал и видел повсюду «бесчисленные банды коренастых тевтонских молодчиков, бодро марширующих по улицам и дорогам Германии с горящей в глазах решимостью бороться и страдать за отчизну»[88]. Черчиллю было ясно: из национального желания восстановить утраченную самооценку родится призыв к оружию, а за ним последует и желание возвратить утраченные территории.
В апреле 1933 года Черчилль выступил в Палате общин с длинной и глубокой речью о природе этой угрозы. Он считал, что Германия легко оправилась после Великой войны, и, признавая, что подобная точка зрения непопулярна, предостерегал: «Как только Германия добьется полного военного равенства со своими соседями, ее претензии останутся безответными, а сама она будет пребывать в том же состоянии, в каком мы ее, к несчастью, видим, мы окажемся в опасной близости от возобновления большой европейской войны»[89]. Союзники обещали, «что она [Германия] станет демократией с парламентскими институтами», но «…все это было позабыто. Мы имеем диктатуру – диктатуру самого мрачного толка. Мы имеем милитаризм и призывы ко всем формам воинственного духа – от восстановления дуэлей в университетах до рекомендаций министра образования шире применять розги в начальных школах. Мы видим воинственные и агрессивные проявления, видим преследования евреев, которые упоминали многие достопочтенные члены парламента и которые отвратительны для каждого, кто считает, что мужчины и женщины имеют право жить в мире, где они родились, и зарабатывать себе на жизнь – и право это гарантировано им законами страны их рождения…»[90]
Черчилль неустанно предупреждал соотечественников о грозящей им опасности – в парламенте, в газетах, в многочисленных письмах к коллегам. Но лишь однажды ему удалось выступить по радио на ВВС (основатель ВВС, Джон Рит, считал Черчилля экстремистом и сознательно не допускал его на свою радиостанцию). Однако к 1935 году британское правительство решило, что Германия имеет право приступить к перевооружению и восстановлению флота – до 35 % от британского, таким было условие англо-германского морского договора.
Когда в июне 1935 года консерватор Рамси Макдональд из-за болезни отказался от поста премьер-министра, его место занял старый друг Черчилля, Стэнли Болдуин. Но он тоже был ярым сторонником политики умиротворения и следовал курсом предшественника. Пресса уже сообщала о жестокостях нового режима нацистов, и это смущало многих британцев, особенно тех, кто считал, что Германия слишком дорого заплатила за поражение в Первой мировой войне. Однако страхи перед советской угрозой были еще сильнее.
