Первое, что я вижу, это широкая спина Систея. Он сидит на корточках и рассматривает то, что лежит на земле. Это тело. Белое, точно из него слили всю кровь. Я узнаю лицо: жена молочника, миссис Хайнс. Ей было около тридцати пяти, она уже начинала заметно полнеть. Но теперь ее тело выглядит худым, опавшим. Напротив меня – доктор Джонсон. Он едва заметно кивает шерифу, и тот накрывает тело простыней.
«Это он», – слышен хриплый мужской голос. Говорит старик Картер. Шериф свирепо смотрит на Картера, и тот все понимает.
Все эти детали подмечаю только я, потому что я, что называется, в курсе дела. Шериф прав. Не стоит людям знать о том, что среди них бродит вампир.
Неожиданная догадка проскальзывает в моем мозгу. Детали постепенно складываются в одно целое. Берт Хоспейн, появившийся одновременно с трупом девушки. Он же, рыдающий на ее могиле. Многого не хватает для полноты картины. Но, конечно, я не могу рассказать об этом даже Систею. Он попросту мне не поверит.
Когда мне было восемь лет, отец дал мне почитать книжку о вампирах. Это были рисованные истории в мягком переплете. Точно такие я уже читал – про Джесси Джеймса. В то время как мои сверстники восторгались героическими приключениями и ограблениями, совершенными легендарным бандитом, я листал книжку про вампиров и думал, каково это – никогда больше не увидеть рассвета, зато обрести вечную жизнь. Конечно, в том восторженном возрасте рассвет был гораздо притягательнее, чем любая вечность. Сама жизнь казалась вечностью.
Теперь, пять лет спустя, я несколько изменился. Я видел смерть своими глазами и стал понимать, что это – навсегда. Если человек уедет в большой город, или даже в другой штат, или в другую страну, он может еще вернуться. Вы можете встретиться с ним в каком-нибудь другом месте, например. Но если человек умирает, его не будет больше никогда. Совсем никогда. Мне нравилось смаковать это понятие. Я вертел его на языке, как леденец, и мне становилось действительно страшно, что я тоже когда-нибудь умру. Именно ради этого чувства дрожи во всем теле и чего-то тяжелого на душе я и думал о смерти. Впрочем, такая забава приелась со временем.
Гипотеза о том, что Берт Хоспейн – вампир, не годилась по многим причинам. Во-первых, он совершенно нормально относился к солнечному свету. Во-вторых, в салуне у Бака он ел запеканку с чесночным соусом, и ему не было плохо или больно. У него на пальце было небольшое колечко, по виду серебряное (хотя проверить это не представлялось возможности).
С другой стороны, все было слишком подозрительно.
И тогда я решился на шаг, на который никогда бы не решился взрослый.
Берт Хоспейн дома: его силуэт только что промелькнул в окне.
– Я к мистеру Хоспейну, – говорю я, и миссис Роджерс пропускает меня внутрь.
Я поднимаюсь на второй этаж и стучу в дверь.
С собой у меня – только моя собственная решимость и ничего более.
Берт открывает дверь. Он бледен. У него под глазами круги.
– Мистер Хоспейн, мне нужно с вами поговорить.
Мне кажется, он прекрасно все понимает. Но я не боюсь его. Потому что я уверен, что он не причинит мне вреда.
Я прохожу и сажусь на кушетку. Он стоит у окна спиной ко мне.
– Вы вампир, мистер Хоспейн?
Он молчит, глядя в окно. По сути, все уже понятно, осталось только выбрать правильную развязку.
Он оборачивается, и на его щеках я вижу потеки от слез. Он садится на стул тяжело, падает, точно мешок с мукой.
– Не бойся меня, – говорит он. – Я не причиню тебе зла. Я вообще никому не причиню зла. Я не хочу. Просто иногда он просыпается во мне. Раз в полгода примерно. Иногда – чуть чаще. В большом городе он проснулся в неудачный момент. Мне пришлось уехать. Я думал, что смогу его задушить. Но не получается.
Он говорит это монотонно, точно заученный текст.
– Кто?
– Я не знаю. Тот, кто заставляет меня делать это. Но я не могу жить без этого.
Я встаю.
– Уезжайте из города, мистер Хоспейн. Я никому не скажу. Вы хороший человек. Нам очень нужны такие люди. Но вам лучше уехать.
Он кивает.
Миссис Хайнс хоронили на закате. Хоспейн дольше всех стоял у ее могилы. Это было еще до нашего разговора.
