В поисках Анастасии (Мария Галина)
Казалось, поначалу ничто не предвещало. Анастасия, помаявшись в какой-то унылой конторе, уволилась и пошла работать в цветочный магазин на Музейной, тот, что напротив кондитерской. Сперва ее поставили в подсобке складывать букеты, и оказался у нее к этому какой-то необыкновенный талант. Правда, это она сама так говорила. Может, просто приглянулась управляющему. Там и помоложе девки были, но он вывел ее из тьмы подсобки на свет и поставил красоваться средь зеркал, пестрых цветочных горшков, букетов и одиночных мокрых длинных стеблей. Он не прогадал – от Анастасии редко кто уходил без покупки, и многие тратились гораздо щедрее, чем поначалу намеревались. Остальные девки уже начали поговаривать, что тут без какой-то хитрости не обходится. Возможно, они ее и сглазили, хотя лично Ивана в сглаз принципиально не верила. Однако что было, то было – после Рождества Анастасия изменилась. Накупила себе кучу модных тряпок, сапожки на высоком каблуке, шляпные картонки громоздились в коридоре одна на другой наподобие чуть накренившейся вавилонской башни… Ивана было отважилась сделать замечание, что, мол, в комнату все надо заносить, но та так зыркнула черными своими глазами, что все дальнейшее, что Ивана собиралась сказать, застряло в горле. Брови Анастасия в последнее время стала подправлять пинцетом и подкрашивать черным, веки подводила стрелками, и оттого взор ее сделался жгуч и свиреп.
Апофеозом стала шуба из куницы, легкая, с золотистым отливом, на которую Анастасия, по ее собственным хвастливо-сокрушенным признаниям, угрохала две получки. Ивана, склонная всему подыскивать разумное объяснение, решила, что Анастасия присмотрела себе кого-то, солидного и с деньгами, хочет произвести впечатление и расходов не жалеет в предположении обеспеченного будущего. И правда, кто-то у Анастасии завелся: на каждый телефонный звонок (как будто Иване никто и позвонить не мог, а только ей, ей, Анастасии, и звонили) она выбегала из комнаты в кружевной комбинации, кокетливо выглядывавшей из-под нового шелкового пеньюара, и почему-то в черных лодочках на каблуках, цокала по паркету, но в трубку говорила тихо, так тихо, что Ивана, как ни старалась, расслышать ничего не могла.
Из-за шубы и шляпных картонок в коридоре конфликт у них и вышел. Ивана было намекнула, что все вздорожало и плата, которую она берет с Анастасии за комнату, по нынешним временам несуразно маленькая, так что если уж Анастасия может позволить себе такую шубу, то… Да и беспорядок не каждая хозяйка терпеть будет, сказала Ивана, но та только пожала плечами, так, что одно – белое и круглое – выскользнуло наружу и блеснуло шелковой бретелькой комбинации. Бретелька была с бантиком.
– Выселить могу, – осторожно сказала Ивана.
– Только попробуй, старая ведьма, – равнодушно ответила Анастасия.
До сих пор Анастасия держала себя с Иваной скромно и даже заискивающе, потому что деваться ей было некуда. Ивана даже втайне льстила себе, что Анастасия питает к ней какую-то симпатию, родственную, что ли (хотя деньги каждый месяц у Анастасии брала и аккуратно притом пересчитывала), и потому опешила. Обиден был и сам ответ, и то, что Анастасия обозвала ее, Ивану, старой ведьмой. Что старой – обидно особенно. Ивана полагала, что не выглядит на свои, и оттого позволяла себе некоторую экстравагантность в одежде. Это ей не мешало обшивать своих клиенток со вкусом и умением, так что даже теперь, несмотря на обилие модных лавок, к ней все еще обращались. Впрочем, не так часто, как раньше, потому и пустила к себе Анастасию.
