Вот так все и было. Я не боялся. В отличие от взрослых я верю, что вампиры существуют. И мне казалось, что они в этом замешаны.
Я сижу на берегу озера. Мы называем его морем, потому что до настоящего моря нам никогда не добраться. То есть я, может, и доберусь, а вот большинство жителей городка – нет. Озеро довольно большое. Питьевую воду мы берем, конечно, из колодцев, но для стирки, например, проще пройтись полчаса до озера. Оазис вокруг – небольшой, пара деревьев, и все. Остальное – выжженная прерия.
Я слышу шаги позади. Это Берт Хоспейн. Он, как всегда, улыбчив, в хорошем настроении. Он подходит, молча садится рядом. Протягивает мне тканевый мешочек. Это крекеры мадам Миллер. Она сама когда-то попросила называть ее не «миссис», а «мадам». Мы не возражали. Мне кажется, ей это идет. Только настоящая мадам может так жестоко держать своего муженька под каблуком.
Я зачерпываю крекеров.
– О чем думаешь?
– Ни о чем.
Это разговор взрослого с подростком: он не может быть естественным. Я не могу сказать, что меня тяготит общество Берта, но все же одному мне лучше.
– Какие добрые дела сегодня сделали, мистер Хоспейн? – спрашиваю я, потому что мне неловко сидеть в тишине.
Он усмехается.
– Стойку с Баком подремонтировали. Баннерсу револьвер починил, там курок заедал…
Я не даю ему договорить.
– Вы умеете чинить оружие?
– Я много чего умею. Работал как-то на оружейном заводе.
– А почему у вас нет пистолета?
– Мне не нужен пистолет. У меня нет врагов.
Мне кажется, что в его голосе проскальзывает печаль. Ему грустно от того, что у него нет врагов. Это как в старом анекдоте. Едут два всадника, вдруг мимо них что-то проносится с огромной скоростью. «Это кто?» – спрашивает один. «Неуловимый Джо», – отвечает второй. «А что, его никто не может поймать?» – «Да нет, просто никто его не ловит». Так и тут. Берта никто не ловит. Неуловимый Берт.
– А стрелять вы умеете?
– Немного.
– А вы можете меня научить? Отец отказывается. Он говорит, что я с пистолетом – это конец всему городу.
Берт смеется.
– Может, в какой-то мере он прав. Ну… – он демонстративно думает. – Наверное, я мог бы тебе помочь. Я одолжу револьвер у Баннерса, мы потренируемся немного.
Я знал, что он не откажет. Он и в самом деле никому ни в чем не отказывает, этот странный человек.
Джека Бонда похоронили на городском кладбище, будто он прожил тут всю жизнь. Старик Картер проникся к мертвому ганфайтеру каким-то отцовским чувством, потому что тот разделил судьбу его дочери. Тем не менее цветов на могилу Джека никто не принес, зато их принесли вдоволь на могилу Китти. Даже мой отец, человек строгий и занятой, бросил небольшой букетик, хотя я думал, что он вовсе не придет на похороны.
Берт тогда был совсем новым человеком в городе, но я заметил, что он долго стоял у могилы Китти – даже когда все разошлись. Но самым странным оказалось другое.
Я люблю засунуть нос не в свое дело, это факт. Таким образом я и подслушал монолог доктора на вскрытии Китти. Я просто спрятался наверху и приложил ухо к щели между досками.
Я заметил, что Берт иногда ходит на кладбище – по вечерам, в темноте, когда все уже сидят по домам или отдыхают в салуне. Он отправлялся на кладбище без фонаря, будто прекрасно видел ночью. И в один такой вечер я пошел за ним.
В целом по кладбищу несложно пробираться, особенно при яркой луне. Трава и четкие силуэты крестов, за которые можно ухватиться, если начнешь падать. Я шел тихо и осторожно: фигура Берта маячила впереди. Он остановился. Я догадался, что это могила Китти. Я подобрался ближе и через некоторое время услышал плач. Берт сидел, обняв деревянный крест на могиле погибшей девушки, и рыдал. Послушав его рев еще несколько минут, я отправился домой.
«Быстрее!» – кричит во дворе Боб, парень с соседней фермы.
Я вылетаю из дома и бегу за ним. У него нет ни времени, ни желания объяснять, куда и зачем мы бежим. Я едва поспеваю. До города идти около двадцати минут, а бежать – вдвое меньше, зато тяжело. Впрочем, я выносливый.
Когда мы вбегаем в город, я сразу вижу: что-то не так.
Из переулка между домом Хиллари Спейн и конюшней (это общая конюшня для путников, которых тут почти не бывает, она выходит на главную улицу) столпотворение. Мы, мальчишки, легко пробираемся через толпу.
