Со словами «одну минутку, товарищи» секретарша сняла трубку и по внутреннему телефону попросила Зину Комарову (она назвала ее Зиночкой) зайти в дирекцию.
Через минуту вошла Зина Комарова. Я впервые видел ее так близко. Если она шла навстречу по улице, я всегда отводил глаза, когда она оказывалась совсем рядом. Сейчас, пока Рома от лица школы приглашал ее к нам на вечер, я смотрел на нее без стеснения.
На Зине Комаровой была голубая шелковая косынка с изображением карты Польши. Это была очень подробная карта – на ней обозначались не только крупные города, но и маленькие. Такой косынки я еще не видел ни на ком. Она вполне могла служить учебным пособием. И промышленный центр Лодзь на круглом плече Зины Комаровой вдруг напомнил мне, как я в прошлом году «плавал» на уроке экономической географии...
Но необыкновенная географическая косынка удивила меня на Зине Комаровой гораздо меньше, чем обыкновенные вещи: блузка такая, как у нашей соседки, туфли, как у моей тетки. Было очень странно, что у Зины Комаровой может быть что-то такое же, как у обычных людей, не причастных ни к театру, ни к кино, ни к славе. Не значило ли это, что мы живем в одном и том же мире?!
Зина Комарова держалась очень просто. Она сразу согласилась прийти в нашу школу, спросила, бываем ли мы в соседней – оказалось, что она кончала соседнюю пять лет назад, – а на вопрос Ромы, какое у нее отчество, ответила:
– Николаевна. Но можете, если хотите, называть меня просто по имени – не настолько уж я старше.
К слову, Зина Комарова рассказала, что пошла в первый класс, когда ей было шесть с половиной лет (мы с Ромой пошли в семь с половиной). Тут же она со смехом вспомнила, как трудно давалась ей геометрия: однажды, не в силах доказать, что два треугольника равны, она даже попросила математика поверить ей на слово...
У ограды нашей школы мы расстались, и Зина Комарова дружески помахала нам вслед.
Я почувствовал такое воодушевление, какого не испытывал никогда. Ведь Зина Комарова старше меня лишь на четыре года. Ведь через несколько месяцев я окончу школу. И стану взрослым человеком. И какое значение будет иметь через два-три года то, что я немного моложе ее?!
– Очень хорошая девушка! – произнес Рома после паузы задумчивым тоном. Таким тоном произносят первые слова после того, как закрылся занавес, еще не покинув мира пьесы, еще оставаясь на своем месте, хотя занавес больше не откроется. – Ну что ж, Володя, по домам, а? – спросил он тут же совсем по-иному, как бы окунаясь в забытую было обычную жизнь, которая – хотим ли, не хотим ли – нас окружает.
Вернемся из мира театра в свой мир?.. Но ведь мы видели Зину Комарову не в пьесе!
– Рома, ведь...
– Ты сейчас, по-моему, в мечтах на такую вышину забрался... Да? – спросил он негромко и как бы вызывая меня на откровенность.
– А правда, слушай-ка, – сказал я. – Нет, серьезно, я думаю, так может получиться... – Все-таки было трудно сказать вслух, что может получиться; Рома смотрел на меня неотрывно. – Года через два-три я уже не буду – верно же? – в ее глазах мальчиком. И тогда...
– В чьих это – «в ее глазах»? – осведомился Рома, как экзаменатор, понимающий, о чем идет речь, но все-таки требующий, чтоб ученик выражался более четко.
– В глазах Зины Комаровой. Через два-три года. И тогда, может быть... Конечно, это не близкое будущее. Я просто... – Мне хотелось, чтоб Рома ободрил меня, кивнул, соглашаясь. – Ты, помнишь, сам рассказывал про одного парня, который днем на заводе работает, вечером в техникум ходит, а... и женатый.
– Значит, точно, – сказал Рома словно бы самому себе. – Ну и ну! – Он покачал головой. – Все это может быть: и завод, и техникум, и жена, брат, – продолжал Рома энергично. – Единственно только – Зинаида Николаевна Комарова тут ни при чем. Это просто нелепо и смешно – мечтать о ней!..
– Почему?.. – спросил я, хотя мне было все равно почему. Нелепо и смешно, вот и все – какая разница почему?
– Потому что актрисы выходят замуж за режиссеров.
– Все? – спросил я сдавленно.
– На всех бы не хватило режиссеров. Самые красивые.