Театр про любовь - страница 70
Он вдруг бьет ее.
Не так! Бей, как тогда!
Он. Мне… плохо…
Она(азартно). По вопящему рту! Ну! Ну! Ну!
Он неожиданно бьет ее.
Молодец… Теперь я могу прочесть ремарку: «Она убегает». (Бежит по комнате и застывает?) Заметил? Я остановилась в дверях! Как вкопанная! Потому что вдогонку… как выстрел! В спину! Ты ударил последней фразой! Ну! Давай ее! Ведь ради нее все было! Что же ты?! Ведь вся сцена была, чтобы ты имел право прокричать вслед эту фразу! Ну! Ну! Кричи!
Он. «Ну что ж, теперь действительно все!..»
Она(аплодирует). Ах, какая фраза! Знаешь, я ее часто вспоминала… потом… Но до конца поняла ее однажды зимой, когда «третий глаз» пошалил! Ха-ха-ха! Дело происходило в парке «Сокольники». Стояли сосны в снегу. И там, среди сосен, я часто встречала милого старичка пенсионера. Он носил еду белкам. А зима была холо-о-одная. И белки ради еды стали совсем ручные. Они его узнавали и поедали орешки прямо из его рук. А потом однажды я увидела, как били моего милого старичка. И лицо у него было какое-то покорное, равнодушно-спокойное. Оказалось, он этих белочек… как бы это сказать… едой завлекал… приручал. А потом… когда они становились совсем ручные – он бац их – в мешок! И на шапку! Ха-ха-ха! Он был – беличий соблазнитель. И тогда я подумала: когда он их в мешок швырял – он наверняка приговаривал: «Вот теперь действительно все!» Ты не слушаешь?
Он. Меня… мутит.
Она. Знаешь, я подумала… если эти грибы действительно… Жаль, что я их тоже не съела. В конце концов, может быть, смерть – самое интересное в жизни…
Он. Послушай!
Она. Ха-ха-ха… Шучу, шучу, не бойся. Просто мне один тип, у которого была клиническая смерть, рассказывал, что все это было так весело. Он вдруг увидел в ярком-ярком свете, как на помосте танцевали развеселые люди. А перед этим помостом стояли носилки… и на носилках лежал он сам… Ха-ха-ха!
Он (вдруг бросился к дверям, бьется в дверь) – Ключ! Дай ключ сейчас же! (Бросается к ней, хватает за руку) Ключ! (Орет) Ключ!
Она(шепотом). Он – там… (Указывает на окно) Только сумей прокричать в темноту: «Витя! Художник!» Ха-ха-ха! Или, может, ты хочешь меня еще разок ударить?
Он(вдруг засмеялся). Ха-ха-ха…
Она. Ха-ха-ха! Ну вот! Молодец! Ты вспомнил про чувство юмора! (Шепчет) Совсем немного осталось – и получишь ключик! Какие-то две сценки! Делов-то! (Читает) «Она и кинорежиссер пришли в квартиру кинорежиссера». Ха-ха-ха! Я так смеялась, когда это читала. Какую приличную сценку ты здесь написал. Но она больше относится к области научной фантастики. Ха-ха-ха. (Читает текст, почти открыто издеваясь) «Как у вас славно… Телефон у вас есть?» (Ему) Ну что ж ты? Читай за него. Работай!
Он(читает). «Да, конечно… Может, вы плащ хотя бы снимете?»
Она (читает:). «Вызовите мне такси по телефону?»
Он. «Ну почему?» (Читает почти без выражения, все время ожидая и боясь, что повторится боль)
Она. Я думаю, здесь публика будет очень добро смеяться. Публика любит, когда отлегло от сердца. (Читает, все издеваясь над текстом) «Ах, с какой собачьей преданностью вы сейчас на меня смотрите! Я хочу, чтобы вы сохранили этот взгляд до конца. Представляете, до какой беды надо довести женщину, чтобы она сама полезла в постель к первому встречному? Кстати, у вас есть жена? Она – красивая? Вы ее любили? Впрочем, это все пошлые вопросы… и мои и ваши… Иностранцу в чужой стране дают переводчика… Мы с вами мужчина и женщина. Нам переводчик нужен поболее, чем иностранцу…»
Он. «Я и сейчас ее люблю. Но она вдруг так стала похожа на свою мать. Она была совсем другая. И уж точно не была сварливая. И у нее был юмор…»
Она. «Вы хотите сказать, что вы со мною из-за отсутствия у нее чувства юмора?»
Он. «А если я вас не выпущу?»
Она. «Для этого вы слишком…»
Он. «Да, я вас выпущу».
Она. Ха-ха-ха! Здорово! Здорово выкрутился! Главное, ты написал моральную сцену… Почему-то считается моральным – писать морально об аморальном! И наоборот! Ха-ха-ха!
