- Николай Семенович, какими судьбами? - воскликнул я.
- Я умер, и вот видишь... - отвечал он.
Лицо его сияло, глаза блестели, грудь и шея были обнажены. Я бросился к нему, чтобы поцеловать его, но он отскочил назад и, отстраняя меня руками, сказал:
- Я умер, не приближайся.
Я как будто поверил, что он на том свете, и испугался. Я взглянул на него и заметил, что лицо его было весело. Страх мой пропал. Веселов прошел мимо меня, я пошел с ним рядом, не дотрагиваясь до него.
- Я жив, хотя и умер, умер и жив - все равно, - сказал он.
Слова его показались мне так логичны, что я ничего не мог возразить на них. Когда мы приблизились к памятнику, он сказал:
- Прощай, ты пойдешь домой. - И указал мне на отверстие. Я полез и тут же проснулся" (Приложение к Херсонским епархиальным ведомостям. 1891. № 11).
В одном старинном городе произошла в наши дни поразительная история, герой которой просил не называть его имени. Представьте себе влюбленных парня и девушку. Он симпатичный, немного застенчивый, сосредоточенный, внимательный. Она очень обаятельная, наблюдательная, сметливая. Ему пора идти в армию. Служба нелегкая, в солдатской бане по углам лед, не хватает угля, не работают котлы; старослужащие, "деды", как их окрестили, стягивают со слабых одеяла (иные спят под шинелью), берут себе масло из солдатских пайков; оружия не дают, приходится работать на кухне, на офицерских участках, на лесоповале, на строящемся шоссе. Парень, приуныв сначала, находит силы противостоять невзгодам.
Зимой - простуда, лазарет, по ночам душит кашель. И как раз в это время он перестал получать письма от девушки.
Поправляется, является в часть, ждет писем - их нет. Может, нашла другого, штатского? Отправляет очередное солдатское письмо - снова молчание. Ладно. Ждет. Надеется. Потом пишет родителям. Спрашивает о ней. Через три недели - от них письмо. О ней ни слова. Забыли его вопрос?.. Или...
Служба идет своим чередом. Наконец и с техникой довелось ознакомиться. Привык солдат и к будням, и к лишениям - и вот словно невидимая кисея прикрыла от него прошлое. Будь что будет. Как поется в давнишней песне, если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло. Подружился с сибиряком. При луне, даже после отбоя, успевают сыграть партию в шахматы.
Читает старенькую книжку Чехова - там все-все о любви, и об измене, и о надежде, даже о дуэли. Молодому дуэлянту Лаевскому его избранница изменяет с полицейским приставом Кириллиным, а он этого не замечает, стреляется из-за какого-то пустяка с зоологом фон Кореном, из немцев, изучающим фауну Черного моря, - оба, впрочем, остаются живы и здоровы.
Солдат узнал, как это бывало раньше, лет сто назад:
"Она уже два раза, в отсутствие Лаевского, принимала у себя Кириллина, полицейского пристава: раз утром, когда Лаевский уходил купаться, и в другой раз в полночь, когда он играл в карты. Вспомнив об этом, Надежда Федоровна вся вспыхнула и оглянулась на кухарку, как бы боясь, чтобы та не подслушала ее мыслей".
Солдата поражало, как просто думала обо всем этом сама Надежда Федоровна, молодая дама из прошлого века. "Она с радостью соображала, что в ее измене нет ничего страшного. В ее измене душа не участвовала; она продолжает любить Лаевского, и это видно из того, что она ревнует его, жалеет и скучает, когда он не бывает дома. Кириллин же оказался так себе, грубоватым, хотя и красивым, с ним все уже порвано и больше ничего не будет. Что было, то прошло, никому до этого нет дела, а если Лаевский узнает, то не поверит".
Все прошло, она как бы и не изменяла, тем более что любимый даже и не поверит, если узнает. Солдат перечитал рассказ и всю книжку. На сон грядущий возникли ретрообразы. Дама с завитками волос, самая красивая и молодая в городе - так она думала о себе. Дельфины выпуклых ног в ярко-фиолетовом, серебристо-анилиновые подвязки, тускло-искристое свечение полукорсета с хлесткими, растягивающимися, как тонкая проволока, шнурками. Даже она понимала в то утро, что это тайна с ее приглушенными звуками, которые могут рождаться, когда ломают ветки, рвут цветы и косят густую траву. А он не видел и не слышал, разрушая привычно-неуклюжими словами и движениями начинавшуюся музыку особого мира, который она создала вокруг себя силой женской фантазии. И еще поразило солдата вот что: когда она решила, что все, конец, он снова появился и потребовал свое, и она уступила. Выходит, любовник - явление пожизненное. Этого солдат не знал до Чехова.
